Как и в остальных провинциях, она балансировала на грани коллапса. Смит, чьи связи с пластиковыми баронами Вассар-де-Така и заработки на контрабанде оружием сколотили ему огромное состояние, не просто так занимался благотворительностью. Войну он предвидел: более того, ходили слухи, что он не мало ей поспособствовал, а значит его люди, все до единого, кто вступил в ряды его гвардии, должны рассчитывать на лучшее обращение. Даже если это не ранение, а просто дурак на вентиляторе.

На простых граждан это не распространялось – не хватало ресурсов.

Лысому пришлось провести в зале ожидания около получаса и первое, на что он обратил внимание – на женщину, лежавшую на полу рядом с ним, сжавшись в комок. Она тихо плакала от боли, но иногда плач переходил в вой. Медсестры несколько раз пытались поднять ее и усадить в кресло, но стоило им отвернуться, она опять сползала на пол, словно хотела укрыться холодными плитами как одеялом и хоть как-то облегчить боль. “Да положите её на койку” – в какой-то момент не выдержал Лысый, но коек свободных не было, а правила оставались правилами: лежать на полу нельзя. Только сидеть на холодном, неудобном стуле. Когда подошли к Лысому, тот замотал головой. Он уже чувствовал себя хорошо, а сколько эта несчастная провалялась вот так, воя и ломая ногти о пол? “К ней не подойдут, – тихо ответила медсестра, отводя Лысого в сторону. – У нее на ноге татуировка такая… Ну знаете, как будто кто-то недорисовал восьмерку из штрих-кодов. Они все с этими татуировками – наркоманки. Или еще что-то. У нас другие приоритеты”.

– В общем, мне потом сказали, что она провела в приемной семь часов и к ней так и не подошли. – Лысый отхлебнул пива и облизал губы. – Алкоголизм и наркомания у нас законом не караются, зато караются здравоохранительными органами.

– Странно… Зачем наркоманам набивать какие-то татухи? Больше на культ похоже.

– Ты у меня спрашиваешь? Я не знаю. Так вот про Авелин. Мне сказали, что первые свои метки эти наркошки именно там и получают. Первый штрих-код.

3. Глава 2

Джиллиан

Корова мычала отчаянно, на разрыв. Задрав лобастую голову, она мучительно тянула шею к безразличному серому небу и вопила на своём, на коровьем о глупых страшных людях, из-за которых сыплется сверху огненная смерть. Снегопад, начавшийся вскоре после бомбёжки, шёл уже больше часа, и всё это время обезумевшая от страха корова надрывала глотку, призывая не то потерянную хозяйку, не то приключения на свою голову.

Я практически не сомневалась, что приключения её скоро найдут.

Я продрогла уже до стеклянного звона, но старалась не шевелиться, лишь поглядывал время от времени в окно.

Выжидала.

Снег валил крупными хлопьями, напоминающими клочья сахарной ваты. Я судорожно сглотнула. Не думать о еде! О чём угодно, только не о еде. Например, о корове… Парное молоко с овсяным печеньем, жирное масло, густо намазанное на ломтик тоста… Да что там масло, я даже творог сейчас уплёла бы за обе щеки!

Проклятье!

Я знала верное средство, способное отвлечь от всех невзгод. Но было уже поздно, и я не могла зажечь свечу. А ведь так хотелось рисовать! Белая корова, неподвижно стоящая под густым снегопадом, вязь голых веток за окном - очень хотелось запомнить это.

Ну хотя бы набросок…

Лунный свет падал через квадрат окна на столешницу, тень от чернильницы разрубала этот квадрат надвое. Я потянулась за перьевой ручкой и принялася торопливо рисовать на обоях.

Белая корова…

Снегопад…

Вязь голых веток…

В этот момент на дальнем дереве качнулась ветка, и на несчастную корову, стоящую под ним, осыпался небольшой сугроб. Можно подумать, ей было мало того, что на неё уже насыпалось от щедрот небесных за прошедший час.