– А ты что тут делаешь? – неприятным тоном заверещал он. – Преследуешь?! Мой адвокат котлету из тебя сделает!

– Угрожаешь? – прошипела я, мигом позабыв, что собиралась избежать объяснений с мэром, графом и начальником. – Давай, не стесняйся, любое действие, чтоб у меня был повод достать наручники.

– Отцу пожалуюсь, – выдал этот папенькин сыночек.

И в этот самый момент за спиной раздался радостный голос мэра:

– Барбелла, вот вы где! Господин граф, это та самая Ритта Барбелла, о которой я вам рассказывал: наша лучшая сотрудница полиции и участница кулинарного шоу Лионеля Оллари. Инспектор, перед вами граф Трегалло.

– Ваше сиятельство, – я протянула руку, а он её пожал, отчего по пальцам едва не побежали маленькие искорки: графская энергия била через край.

– Рад знакомству, инспектор Барбелла.

Голос тоже был под стать: его бодростью можно было заряжать артефакты, будильники и сонных мух.

– А это мой сын, – представил сыночку отец. – Альфред.

У того натуральным образом отвисла челюсть.

– Мы знакомы, – кивнула я.

– Как любопытно, – удивился граф, – и где же вы пересеклись?

– Господин Мано накануне участвовал в драке, а мне пришлось его задержать, – честно изображая лихость и тупость, объяснила я.

У мэра вытянулось лицо, а вот граф кинул всего один острый взгляд на сыночка (тот сразу же скис) и вернулся к светской беседе.

– Что скажете о выставке, инспектор?

– Концептуально, – выдала я словечко, подсказанное шпионским артефактом.

– Да, эта концепция просто поражает воображение, – тут же подхватил господин Кремон. – Дракон живёт в каждом!

– Скорее это удел избранных, – энергично возразил граф.

Мэр немедля изменил свою точку зрения, а я попыталась отчалить от властительных господ. Не вышло, граф не выпускал из поля зрения, а мачеха как раз стояла возле самой большой картины и объясняла что-то сгрудившимся гостям, в числе которых была и Магда. Роже с камерой снимал, периодически переводя свой пакостный агрегат и на меня. Невольно пришлось слушать, что говорит Клодетт.

– Жемчужина нашей выставки – творение знаменитого Тодерика ван Класта, написавшего в середине позапрошлого века свою самую известную картину «Дракон и девственница». Она транслирует нам творчески переработанное воображением художника представление о драконах людей эпохи второго Серебряного Века.

На холсте из морской пены выходила обнажённая пышнотелая и румяная красотка, а на берегу её ждал грустный зелёный, местами с проплешинами в чешуе, дракон, прикованный толстенной цепью к скале.

Я ничего не знала про второй Серебряный век, но дракона отчего-то стало жаль. Гости тоже явно не были знатоками работ живописца и в большей степени пялились на обнажёнку, чем впитывали представление о драконах собственных предков из того самого века. Совершенно случайно я заметила, как на краткий миг лицо графа перекосило.

– Я, безусловно, в живописи не специалист, – довольно громко сообщил чуть позже он (камера Роже сразу нацелилась в нашу сторону), – но, на мой взгляд, жемчужиной вашей коллекции является «Жертвоприношение» Фердинанда Хольста, – и махнул рукой в сторону небольшого тёмного квадрата в богатой раме.

Общий фон картины был траурно-чёрным, из его глубины отчётливо проступали две фигуры – мужская и женская. Мужчину окружал ореол света, как ножом разрезавший клубящуюся позади тьму, на лице женщины светились только глаза, а её руки были сложены перед грудью в почти молитвенном жесте. Оба стояли бок о бок, лицом к зрителю, и ничего такого жертвоприносительного рядом я не заметила.

– Здесь каждая картина – жемчужина, – со сдержанной улыбкой согласилась мачеха. – До великого Хольста мы просто ещё не дошли.