. В принципе, задержки с созданием собственной архиерейской кафедры, подчиненной напрямую папе или патриарху, имели место и в некоторых других европейских странах, христианизированных в том же X веке, что и Русь68. Впрочем, это случалось преимущественно в латинской Европе, а причины каждой такой задержки индивидуальны. В Скандинавии она была вызвана как медленным ходом христианизации и периодическим возвратом к язычеству, так и нежеланием старой миссийной архиепископии Гамбурга-Бремена (а затем – и Лунда, контролировавшего с 1104 года Швецию и Норвегию) уступать свои права. При втором крещении Венгрии причиной задержки было нежелание правителя Гезы полностью отказываться от язычества, в отличие от его преемника Иштвана (997–1038). В Польше правитель Мешко крестился 14 апреля 966 года, а Познаньская епископия была создана уже 25 декабря 968 года, но она подчинялась Магдебургу, и польская архиепископия (в Гнезно) появилась только в 1000 году в связи с заключением союза Болеславом I и Оттоном III. Наконец, в Чехии такая задержка была связана с ранним (в 895 году) подчинением местной Церкви немецкой архиепископии в Регенсбурге, которую пример Великой Моравии заставлял опасаться усиления славянской кафедры.

Напротив, в византийском мире второй половины IX–X веков локальные архиепископские и даже митрополичьи кафедры возникали, как правило, сразу после крещения местного правителя. Так, Болгарская архиепископия была учреждена Константинополем в 970 году, то есть через четыре года после окончательного утверждения христианства в Болгарии (в 866 году), да и то эта задержка была вызвана переговорами с Римом. За случившимся в Константинополе первым крещением венгерских правителей: вначале Булчу (Булосуда), а затем Дьюлы (Гилы) – сразу последовало создание «епископии Туркии» (возможно, во главе с архиепископом). В Алании приезд первого архиепископа Петра в 914 году был близок по времени обращению местного правителя, а рехристианизация Алании в 950-х – начале 960-х годов соседствует с первым упоминанием ее митрополита в 965 году. На этом фоне почти десятилетняя (как минимум) задержка с созданием кафедры в Киеве выглядит необычной.

На наш взгляд, в поисках причин такой задержки следует обратиться к конкретной церковной ситуации на Руси конца 980-х – 990-х годов. Во-первых, многочисленные упоминания митрополита при Владимире и, более того, связка «митрополит – епископы» (причем у независимых друг от друга Иакова Мниха и Яхъи Антиохийского) ясно указывает на то, что епархия Росии изначально задумывалась как полноценная (а не титулярная) митрополия с подчиненными ей епископиями (так называемыми суффраганами)69. Такой эксперимент был новаторским для Византии: в Венгрию был отправлен один епископ (возможно, архиепископ), в Аланию вначале – один архиепископ, а затем – титулярный (без суффраганов) митрополит. Соответственно, для создания полноценной митрополии требовался митрополит и как минимум двое епископов (даже если они приехали чуть позднее): для каноничного рукоположения нового епископа (а это прерогатива митрополии, а не патриархии) необходимо трое архиереев70. В пользу этого говорит и вероятная древность создания Новгородской и Белгородской епископий. Сам же подбор архиерейских кандидатур, готовых поехать в далекую Русь, был, очевидно, процессом не быстрым: показательно, что митрополитом Росии оказался иерарх весьма удаленной от Киева Севастии. С другой стороны, исключительность перемещения митрополита с кафедры на кафедру говорит о насущной для империи необходимости назначить предстоятеля церкви в новокрещеной Руси, а ведь при Василии II такой перевод, согласно вышеупомянутому трактату, предпринимался для занятия лишь важнейших, патриарших кафедр: Антиохийской и Александрийской.