– Мечтать не вредно, вредно не мечтать.
Алиса медленно покачивалась на не очень надёжном стуле.
– Думаешь, не простит?
– Я про прямой эфир. Есть план альбома?
Марк встал, чуть не запутавшись в проводах – обидно было бы потерять юное дарование из-за сотрясения мозга – и вытащил из-под полупустой пачки чипсов заляпанный чем-то жирным блокнот.
– Ну смотри… – Марк набрал воздуха и вдохновенно тыкнул пальцем в ноты.
– Мне бы это… на человеческом. Я из всего этого знаю только названия.
Выдохнул. Несколько более шумно, чем предполагал такт.
– Эта мелодия будет лёгкая, воздушная и почти негрустная. А вот эта, – Марк перелистнул страницу, – этой я ещё не придумал название, но она должна быть очень громкой, динамичной, злой, а потом резко сорваться в отчаяние. Не могу никак этот обрыв придумать.
– О, интересно. А какая за этим история?
– Ну очевидно же: мои чувства к Лере.
– Чувства – это хорошо, но альбом, кажется, должен выстраиваться в какой-то… Рассказ? Ну как в операх есть либретто, которое поясняет, что за дичь там творится, и что всем этим хотел сказать автор.
Марк нахмурил своё почти кукольное лицо и манерно откинулся на стуле. Потянулся за электронкой, втянул воздух. Та жалобно замигала. Поморщился.
– Закончилась. У тебя нет?
– Ты же знаешь – я не курю.
Настенные часы мерно тикали, медленно, но верно приближая полночь. Как метроном. Метроном – это вообще-то тоже своего рода часы. Губы вдруг тронула улыбка, через секунду медленно сползшая с лица. Неясные чувства.
– Я вообще не думал про историю, но это имеет смысл. Но на это нужно вдохновение…
– На это нужны идея и базовое понимание драматургии. Идея у тебя уже есть. Правильно?
– Да. Это должно быть извинение. Я должен объяснить, что просто не справился с чувствами. Что я её люблю.
– Окей. Тогда давай подумаем, как обставить. Нужно начать с чего-то радостного: нарисовать ясное небо, посреди которого ты потом вставишь гром. Представь, что вы гуляете по парку. Вокруг золотые листья, она в лёгком плаще. Держитесь за руки, ещё не завалены дедлайнами по горло…
– Ты делаешь мне больно.
– Не бойся, так и должно быть. Всё под контролем.
Алиса укусила ручку за колпачок. Немного подержала во рту.
– Потом тема счастья продолжается, но к ней примешивается что-то тревожное. Звоночки же всегда есть: тучи там сгущаются, лицо кривится – не бывает просто так ни грозы, ни ссоры.
Марк явно не был в восторге, но продолжал слушать, манерно откинувшись на спинку кровати. Прекрасно знала эту позу-обманку: спрятанный за вальяжностью страх.
– Окей, едем дальше. Убираем тревожность – нам всё-таки нужен элемент неожиданности. И когда слушатели долетели до седьмого облачка, резко вставляем наш условный гром. Это ваша ссора. Но там ещё можно что-то спасти. Зонтик там принести, грозу переждать, к друзьям постучаться – не знаю.
Марк рефлекторно пожал плечами. Кажется, ему не очень нравился скачущий уровень абстракции. Алиса не замечала.
– Так вот. Дальше… что-то вроде метели. Две темы: твоя и её – каждая перетягивает на себя, звучит всё громче, громче.... Это всё как будто сплетается в воронку урагана и уже не разберёшь, где кони, где люди, где шутки, где любовь.
Марк снова потянулся за издыхающей электронкой.
– Потом всё стихает. Что-то робкое, грустное. Ты осознаёшь, что произошло. Пока – не до конца. Учишься жить без неё.
– Я не могу жить без неё!
Алиса окинула комнату взглядом.
– Вижу. Дойдём и до этого. Собственно, учишься жить без неё, но не выходит. Это я не знаю, с чем сравнить – сам придумаешь: твои же, в конце концов, чувства. Потом ты начинаешь злиться, решаешь бороться, бьёшься, но понимаешь, что бесполезно. Вот от первой композиции к последней и пришли.