Или, как водится, – убрать!
И каждый важный бюрократ —
Всегда гребёт в своё корыто!
Они – единая семья,
У них всегда всё шито-крыто!
Его руками не возьмёшь!
И не обкрутишь «на мякине»!
Мы все зависимы от них —
Мы в их паскудной паутине!
Что-то нет ни единой строки
Что-то нет ни единой строки,
Не пишу, а скулить надоело.
Жду от жизни чего-то, всё жду,
Словно туга коварная съела
Ту великую радость души,
Что невзгоды когда-то громила…
Мнится мне, что я древний старик,
И стоит предо мною могила.
Мой удел очевидно таков —
Жизнь вести от работы до дому,
Обучать ремеслу дураков,
Как подземному чёрному гному —
Бить кайлом в трипустую руду,
Гневом неба навек осуждённый,
И дудеть под чужую дуду,
Видя взгляд на себе отчуждённый.
Но до крайности я не дойду!
Врёте вы! Я ещё не сражённый!
И с сумою я к вам не пойду,
Как за милостью раб побеждённый.
Ощущение весны
Весна. Стемнело потихоньку.
В долине мягкий лунный свет.
Ещё не тронутый брожением
Морозца тающий букет.
Ещё тепла как будто нет
И нет причин для возбуждения,
Ещё не тает с шумом снег,
Ещё капели чистый голос
Не будет нас от зимних нег.
Но что-то вдруг пошевельнулось,
В душе застигнутой врасплох,
Луна ль лукаво улыбнулась,
В крови подняв переполох?
Иль просто ты чутьём почуял,
Почуял внутренним чутьём,
Что скоро нам весна повеет
Своим дурманящим теплом.
Лунная поляна
Бредёт по грудь в тумане млечном
Походкой легкою луна
И мягко светит, но не греет
Красою хладною она.
Но в этой стати гордой девы,
Красы полунощных полей,
Всё ж ощущаются напевы
Зелёных летних тополей.
Ещё несёт печать морозца
Слегка осевший ломкий снег,
Но всё же пахнет звонкий воздух
Шелковым пухом мягких верб.
Лунный свет
Луна походкой гордой девы,
Спокойна, мягко холодна,
Идёт под тихие напевы
Полночных птиц, не зная сна.
Красою русскою ступая,
Стянув под грудью сарафан,
Бредёт сама куда не зная,
За тот темнеющий курган.
Федерико Гарсиа Лорка
Эмоций светлых трубадур,
Свободы чувств земных глашатай.
Певец цветов, людских натур,
Цыганской вольности крылатой.
Любви, что в сотни раз нежней
Цветущей яблони в тумане,
Нежней чем лунный свет в ночи,
При теплом ветре в океане.
Певец жасмина и олив,
Певец цветущих рощ зелёных,
Страстей средь этих рощ и нив,
И зова душ в ночи влюблённых.
И крики ужаса в ночи…
Средь тёмных улиц, словно пропасть…
И гимна тем, что палачи
Убили в утреннюю кротость!2
В своей фантазии, в стихах,
Границ и удержу не зная,
Он пел челом склоняясь ниц,
Любви свободу воспевая.
И устремлялся всей душой —
К своей возлюбленной, единой,
Всегда желанной и святой,
Своей поэзии любимой.
Закон
Закон похож на паровоз.
Уж коль наедет, то раздавит.
И не отскочишь, не свернёшь,
Он даже шансов не оставит.
А вот бывает и не так.
Ещё закон, он словно дышло!
А дышло? Как не повернёшь,
Телега так за ним и вышла.
Вот только кто всем этим правит?
И кто то дышло повернёт?
Туда закон тот и пойдёт!
Но иногда, тот паровоз…
Да! Может выручить! Всерьёз!
При чём, единственный! И люди
Порою жизнь свою кладут,
Чтобы избавить нас от пут
И беззакония лихого.
Закон – спокойствия основа!
Прозрение
(1965 год)
Природа-мать!
Как больно рвутся струны!
Удар хлыста намного мягче. Стон
Души распятой – бьётся, словно жертва,
Под острым и безжалостным ножом!
Ни жалости, ни чувств, ни состраданья…
Удушью равнодушьем нет конца…
Двуличие приемлется как норма!
И наглость превозносит подлеца!
А парт-блудливость правит бал и тризну!
И нет от них, ни вздоха, ни житья!
Нас оплетают всех – одной паучьей сетью,
В единую систему бытия!
Но верю я! Ко всем придёт прозрение!
Через распятье душ… Или костёр отца…
Химеры ласковой шептание…
Иль показную праведность жреца…
Пусть ныне злобствуют!
Следят и распинают…