Вместо ответа Аверин принялся бессмысленно переставлять располагавшиеся на столе предметы, пока потерявший терпение гость не отнял у него сахарницу и не отодвинул от него чашку. И ложку.

– Вы Евангелие читали? – собравшись с духом, спросил тогда Николай. И даже решился поднять на собеседника затравленный взгляд. Было очевидно, что он заговорил сейчас о чём-то очень интимном, и что подобная откровенность для него мучительна.

– Нет, – успокоил его Радзинский, расслабляясь и приготовившись слушать: он прислонился спиной к стене и вынул из пачки сигарету – курение, как он искренне полагал, всегда помогало ему яснее воспринимать информацию. Но тут Аверин внезапно наклонился через стол и выхватил из рук Радзинского сигарету и зажигалку. Вид у него при этом был торжествующий. – Отомстил, аспирант? – усмехнулся Радзинский. – Ладно. – Он примиряющим жестом поднял кверху руки. – Принимаю. Сижу смирно, внимательно слушаю.

– А слушать нечего, – Аверин раздвинул губы в любезной улыбке. – Когда прочитаете, тогда и поговорим.

– Хорошо, – ошалел Радзинский. – Только где я его возьму?!

Николай снова отвёл взгляд. Он судорожно сцепил пальцы, хрустнув при этом суставами.

– У меня есть, – наконец, выдохнул он. – Только книга очень старая – от дедушки осталась…

– Мне ты можешь доверять, – слегка обиделся Радзинский. – Верну твою реликвию в целости и сохранности.

– Тогда подождите. – Аверин встал из-за стола и исчез за дверью. Через пару минут перед Радзинским лежал обёрнутый в пожелтевшую и протёршуюся на сгибах бумагу фолиант. – Вот. Читайте. – И помявшись немного, деликатно добавил, – А теперь я могу немного поработать? Ребёнок скоро проснётся…

– Намёк понял, – хмыкнул довольный Радзинский, забирая книгу.

Натягивая в прихожей куртку, он придирчиво оглядел Аверина с головы до ног.

– Не пропадай, аспирант. Звони. И насчёт перепечатки подумай. Я ведь серьёзно предлагаю. И если уж ты так стесняешься использовать чужой труд – приходи и печатай сам. У меня будить некого…

Взяв в руки Евангелие, Радзинский как-то сразу почувствовал, что читать эту книгу, дымя сигаретой, кощунственно. Именно так.

Приступая к чтению, он настолько сильно боялся, что книга не затронет в его душе никаких особо чувствительных струн, что готов был покривить душой, лишь бы не дать аспиранту ускользнуть. Он не остановился бы и перед тем, чтобы притвориться заинтересованным, дабы не упустить свой единственный шанс сблизиться с этим невероятным существом по имени Николай Аверин. К счастью и огромному облегчению Радзинского врать самому себе не пришлось. Ощущение, как растворяется в воздухе и бесследно исчезает так раздражавшая его глухая стена, о которой Радзинский говорил когда-то Олегу, посетило пытливого востоковеда практически сразу, едва он углубился в чтение. Вот – только что – был снаружи и изнывал от жгучего желания проникнуть сквозь преграду, а мгновение спустя – уже находился внутри и видел всё именно таким, как грезилось в мучительно долгие минуты томительного ожидания.

Радзинский очень живо ощущал себя евангельским персонажем. Он практически не сомневался в том, что нашёл своего Учителя. Вот так вот – две тысячи лет спустя, почувствовал на себе его взгляд и услышал: «Следуй за мной».

Восприятие текста было абсолютно некритичным. Как в моменты видения. Радзинский просто знал, что всё, написанное в Евангелии – правда. Ему не нужны были доказательства. Хотелось только ещё больше подробностей, продолжения, новых свидетельств от тех, кто причастен к этой реальности… Он даже уснул в обнимку с Евангелием – прилёг, чтобы дать глазам немного отдохнуть, с наслаждением вытянулся на покрывале и мгновенно отключился, прижимая книгу к груди.