Тот расхохотался.

– Что дальше?

– Дальше на горшок и спать, – устало сообщил Аверин и с удивлением уставился на Радзинского, который зашёлся в припадке истерического смеха. – Ну, и балбес ты, Викентий, – покачал он головой, когда сообразил, в чём дело. – Нет, в этом случае показывать пример от тебя не потребуется…

– Нет на свете прекраснее зрелища, чем мирно спящий ребёнок, – тихо произнёс Николай, зачарованно глядя на спящую дочь. – Я бы сказал, что это универсальный символ нашего мира. – Он поднял глаза на Радзинского и у того аж мурашки пробежали по спине от этого взгляда – такое в нём светилось вдохновение. Как будто не в человеческие глаза довелось заглянуть, а в бездонные туннели, через которые лился свет иной реальности. От этого ощущения просто дух захватывало, и Радзинский, чтобы скрыть волнение, машинально потянулся за сигаретой.

– Викентий… – устало пристыдил его Аверин.

– Извини, – смущённо пробасил Радзинский. – Задумался…

– Чаю? – учтиво предложил аспирант.

– Не откажусь, – оживился Радзинский и, следуя за Авериным по коридору, жизнерадостно добавил, – Если ты собираешься готовить обед, с удовольствием помогу.

Аверин остановился и резко развернулся. Он глядел на гостя с искренним изумлением.

– Я не собираюсь готовить обед, – вежливо сообщил он после некоторой паузы. – Обычно я использую это время, чтобы немного поработать. Наташа обедает на работе с подругами… И потом – у меня и так ощущение, что я целыми днями только и делаю, что стою у плиты. Кашки, кисельки и протёртые супчики у меня уже в печёнках, если честно, сидят…

Радзинский, конечно же, обратил внимание, что Николай упомянул в своей речи всех, кроме себя. Напрашивался вывод, что для себя он принципиально не готовил и никто другой, судя по всему, этого тоже не делал. Но Радзинский, когда ему было нужно, умел быть деликатным и эту тему благоразумно решил не развивать.

– Когда же ты диссертацию-то пишешь? – сочувственно поинтересовался он, выводя, таким образом, разговор на более безопасную тропу.

– Лучше не спрашивай! – нахмурился аспирант, снова направляясь в сторону кухни. – В основном, в библиотеке. – Он поставил на огонь чайник, разлил по чашкам заварку. – Моя бы воля – сутками бы оттуда не вылезал! А печатать готовые куски вообще приходится урывками. Ночью стучать на машинке я не могу, днём, когда ребёнок спит, тоже…

– Ну, с этим могу помочь, – не раздумывая, заявил Радзинский. – Я подобными условиями не стеснён, машинка у меня имеется и скорость у меня приличная… Если у тебя есть сейчас готовый текст, могу забрать и вернуть уже в отпечатанном виде.

Аверин заметно напрягся и некоторое время молчал, неспешно помешивая чай в своей белой фарфоровой чашке, похожей на цветок – водяную лилию, или распустившийся лотос.

– Викентий, что Вам от меня надо? – наконец, с видимым усилием произнёс он.

– А я уже думал, что не спросишь… – усмехнулся Радзинский. – А на «Вы» – это потому что я снова впал в немилость?

Николай глянул на него с тоской:

– Нет. Потому, что мне надоел этот балаган. Я Вас совсем не знаю, но почему-то должен делать вид, что мы друзья. Совместное распитие спиртных напитков не делает людей ближе друг другу.

– А вот здесь ты ошибаешься, аспирант, – ухмыльнулся Радзинский. Уже не спрашивая разрешения, он достал из пачки сигарету и щёлкнул зажигалкой, прикуривая. – Алкоголь весьма способствует раскрепощению и, как следствие, сближению малознакомых людей.

– Допустим, – поморщился Аверин. – Однако к нашему разговору это имеет лишь косвенное отношение. Я задал Вам конкретный вопрос.