Хочется дури пустить по набухшим венам.

Город чифирит и впрок запасается спайсом,

Чтобы дождаться белого – белого плена…

Но кто-то нажал: О.Т.М.Е.Н.А.

В золотом зале восседал Ирад.

Новое тело служило пока безотказно.

Тело красивой тёлки. Пирсинг. Стразы.

Какое-то время уже тайно правило миром.

Глупые шудры лизали тонкие пальцы.

Век шудры недолог. И дохнут они несчастными.

Ирад смотрел на них нежно и даже ласково.

Месяц-другой, и они ни на что не сгодятся.

Сколятся, скурвятся, сядут на анестетики,

Кто-то сопьётся-тоска проползет в голову.

Мальчики – девочки – шудры должны быть молоды.

Чтоб отдавать достаточно энергетики.

Двенадцать стояли пред Ирадом на коленях.

Двенадцать колен потомков смутьяна Каина.

Ирад взмахнул рукой и вздохнул печально:

– Дети мои, у нас неприятности. Временно.

Кто-то опять нападает на наши гнёзда,

Нагло охотится прямо на наших пастбищах,

Впрочем, про пастбища – это не так уж важно.

Важно другое. Что некто решил, что можно!

Голос возвысился, стены и стекла вздрогнули,

Шудры испуганно сжались.

Двенадцать смотрели в пол:

– Вы, кланы Каина! Помните уговор!

Я призываю к объединению проклятых!

Зал заелозил, закашлял, задвигал стульями,

Шудрам раздали мятные дозы забвения.

Двенадцать поднялись с колен, наконец-то сели,

И зашумели разбуженным злобным ульем…

* * *

Томно снимая перстни

С тоненьких нежных пальцев,

Ирад ждёт пару девственниц,

Чтоб до утра играться.

Девки почти невесты.

Жаль их разочаровывать,

Но никуда не деться

Ирад так жаждет крови их.

Ирад так хочет криков их.

Плача и воплей ужаса…

Свечи мерцают бликами,

Тая в подножках лужицами…

Смотрит с зеркал женщина,

Стройная, идеальная.

Ирад – великолепнейшая.

Ирад – неподражаемая.

Женщиной быть нелёгкое,

Тяжкое испытание.

И, расплетая локоны,

Ирад себя вспоминает.

Трижды вселялся в самку он.

Трижды весьма безрадостно.

Первый раз был он перерождён

В Елизавету Батори.

Венгрия. Турки. Суровый быт.

Власть. Власть почти королевская.

А что в итоге? 600 убитых

В Чахтице. Суд, следствие.

Стал Евой Браун. Сошла с ума.

Бедная, бедная детка.

Кровосмешение. Дядя. Война.

Песенка спета, «Гретхен».

Но в этот раз Ирад непобедим.

Время, когда «всё можно».

Ирад всем миром боготворим

За красоту и ножки.

Миру плевать, cколько девок он съест.

Сколько он шудр замучит.

Ирад теперь даже носит крест.

Папе целует ручку.

Ветер несёт запах соли морской.

Перстень последний снят.

Древний. Могущественный.

Со змеей. В дверь стучат. Welcome в ад…

* * *

Маленький Лисенок.

– Просыпайся, рыжик, –

Голос мамы нежный, голос чуть усталый,

– Собирайся в школу.

– Оу, ненавижу! –

Тихий стон доносится из-под одеяла.

В доме пахнет кофе, сыром и омлетом.

Свет из коридора. Мамины шаги.

– Знаешь, мой Лисенок, скоро будет лето.

Там и отоспимся. А сейчас беги.

Все ребята в классе тайно повлюблялись.

В девочек нескладных, пишут им записки.

Никого не любит только рыжий мальчик.

И на заднем дворике никого не тискает.

Школа. Музыкалка. Классы фортепьяно.

Местный клуб футбольный. Мельком уроки.

И чудесный голос самой лучшей мамы.

Девочки прыщавые слишком однобоки.

Страшно-то как, вдруг я уродился криво?

А потом как молния жахнула! Как зов.

Женщина… Проклятье улыбнулось. Ирад.

На концерте камерном. Женщина – любовь.

Протянула руку: вы прекрасно пели…

Лис упал бы в ноги. Лис бы полз за ней.

– Может быть, вы выберете время на неделе,

К вам есть предложение. К будущей звезде…

– Мам! Ты слышишь? Мама!

Я могу быть счастлив Женщина! Такая! Обещала мне

Мир к ногам. Контракты! Всё и в одночасье!

Я на всех обложках и на всей земле!

Лис… Тогда ведь верил. Всё и вправду было.

Стадионы. Страны. Телек. Города.

Первых пара треков. Шлюхи. Канны. Виллы.