Две из змей обвивали череп сверху, их хвосты сходились за головой, создавая подобие мрачного, смертоносного венца. Ещё две змеи изогнулись вдоль щёк, словно щитки, защищающие лицо, их пасти были раскрыты, как у готовящихся укусить хищников. Три оставшиеся змеи тянулись от подбородка, оплетая шею Де-Мездока, их изящные формы создавали иллюзию удушения, но одновременно подчеркивали неуязвимость.

Я вспомнил, что такие маски носят только культисты, которых раньше уничтожали в зародыше. Каждая змея представляла один из принципов: обман, силу, выжидание, скорость, смертельный удар, скрытность и, наконец, неизбежность. В бою она, казалось, оживала. Де-Мездок повернул голову, и рубиновые глаза змей сверкали, ускоряя щелчки моей шестёрни.

Командир наблюдал за ним, сидя за нашим скутумом. Его лицо оставалось спокойным, но напряжение в челюстях выдавало его с головой: он скрипел зубами так сильно, что даже я, сидя рядом, кажется, слышал этот странный звук. Он осторожно выглянул, а затем высунул гладиус. Лезвие поймало солнечный луч, и тот отразился на врагов, ослепляя их. Этот трюк, простой, старый и усиленный магией, сработал: передовые линии замешкались, закрывая лица руками и щитами. Но это был лишь краткий успех.

– Они не остановятся! – крикнул я, понимая, что враги слепнут лишь на миг, но тут же продолжают двигаться под натиском общей волны.

– И не надо, – ответил Командир, даже не глядя на меня. Он вновь поймал солнце лезвием гладиуса, на этот раз держал его дольше, пока враги, морщась, не начали останавливаться, выпуская из рук оружие и вскрикивая от ужаса.

Но враг всё равно шёл вперёд. Их ряды стали плотнее, но и перезаряженные статуи вновь начали стрелять. Каждый метр их продвижения отнимал у них время, силы и жизни, выигрывая время. Каждая минута была важна. Мы знали это. Каждый выстрел из статуй, уничтожал одного противника, прожигая их щиты и доспехи.

И всё же, несмотря на наши усилия, Де-Мездок вёл своих людей так, будто ему было всё равно. Его зелёный зверь ревел, живые люди сменяли погибших, создавая иллюзию несокрушимого полчища. Его зверь изрыгнул из себя какой-то зелёный камень, который разрушил одну из статуй. Командир не сказал ни слова.

Неожидано послышался треск. Из песка возле ворот всколыхнулась виверна, обожённая золотистым цветом, истошно визжа, пытаясь сбросить с себя золотистые камни со острыми зелёными символами. Они били и липли к ней, сжигая её, не отпуская её ни на миг. Её глаза светились тусклым жёлтым светом, как пара затухающих солнц, но в них читалась ненасытная ярость. Когда она раскрыла пасть, показались кривые, обломанные о доспехи зубы.

Один из преторианцев выпустил в неё стрелу. Та вонзилась между чешуй, и из раны вырвалась горячая, почти кипящая кровь, но зверь даже не замедлился. Виверна повернула голову и устремилась к стрельцу, и, не теряя времени, взмахнула хвостом. Раздался свистящий звук, и через мгновение стрелок был сбит с ног, рассечённый надвое. Виверна в ярости сокрушила часть ворот со второй статуей и из последних сил завалила несколько ближайших жилых прямоугольников своим телом, трепыхаясь под натиском зелёных символов, которые стремительно слабели. Её тут же обступили преторианцы с копьями.

– Так. А вот это плохо – сказал Командир, когда зазвучал рог с немного другой, но всё же агрессивной интонацией.

Сражение закончилось так же неожиданно, как и началось. Чтобы не идти напролом к последней статуе, Де-Мездок решил напасть с Восточной стороны, чего так боялся Командир. Когда на в штурм пошли лестницы, Де-Мездок вплотную подошёл к стене. Его зверь изрыгал жёлтый поток песка, который вырвался наружу. Смертоносный поток мельчайших камней, обжигающих и раздирающих всё на своём пути, не дающий никакого шанса защищать стену в ближнем бою. Преторинацы гибли одни за другим. Я встал, чтобы присоединиться к ним, но Командир остановил меня гладиусом.