В историях Фабьенны у всех троих сейчас все было хорошо: они стали не то чтобы счастливой семьей, а тремя счастливыми призраками, занятыми своими собственными играми.

Иногда истории о призраках заставляли меня покрываться мурашками, но чаще смешили. «Смотри! – Фабьенна указывала на ручей. – Видела?» – «Что?» – спрашивала я. Я знала, что никогда не увижу того, что видит она, и именно по этой причине у меня не могло быть никаких подруг, кроме нее. Она была глазами и ушами нас обеих. «Это Малыш Оскар, – шептала она. – Протыкает угрей штыком». – «О, он научился плавать», – говорила я, а Фабьенна отвечала, что не уверена, хорошо ли он плавает, поскольку он сидит на листе кувшинки, как лягушка. В других историях призрак Джолин плел ловушки из ивовых веток и ловил мужчин, выходивших из бара слишком поздно ночью. «Что она с ними делает?» – недоумевала я. «Щекочет, чтобы они не могли просто оставаться пьяными, – отвечала Фабьенна. – Знаешь, как этим мужчинам смешно и ужасно, если они не могут сосредоточиться на том, что пьяны?»

А еще был призрак Бобби, мой любимый. Он дул в уши коровам. Связывал поросят хвостами и бросал в них петарды. Подкладывал сигареты детям под подушки и запихивал мужчинам в штаны душистое мыло. Прятал апельсины под камнями или в лесу. Апельсины в историях Фабьенны всегда предназначались только для нас. Честно говоря, апельсины мы видели всего несколько раз в жизни, когда Бобби еще был жив. Когда он впервые принес Джолин апельсин, Фабьенна послала меня умолять, чтобы она разрешила нам подержать его в руках. Мы никогда еще не видели ничего такого цвета.

Я не сочиняла историй, но умела слушать Фабьенну.

У каждой истории есть срок годности. Как у банки повидла или у свечи.

Есть ли срок годности у повидла? Да, повидло продлевает фруктам жизнь, но не навсегда.

Есть ли срок годности у свечи? Его может и не быть, но по истечении определенного времени свеча портится, даже если ее еще можно зажечь.

Время все портит. И мы платим за все, что подвержено порче: за еду, за кровельные балки, за души.

Срок годности моей истории истек, когда я узнала о смерти Фабьенны. Рассказывать историю с истекшим сроком годности – все равно что эксгумировать давно похороненное тело. Причина не всегда всем ясна.

Я думала о ребенке Фабьенны. Моя мать не написала, выжил ли он при рождении. И кто был отцом. Разумеется, она не видела смысла делиться подобными сведениями. Возможно, даже забыла о моей дружбе с Фабьенной. Теперь она все чаще сообщает в своих письмах о смерти того или иного жителя деревни. Она давно смирилась с тем, что я не вернусь в Сен-Реми при ее жизни. В одном из писем она выразила надежду, что я приеду хотя бы на ее похороны.

Возможно, стоит запланировать поездку в Сен-Реми. Эрл не пожалеет для меня денег на дорогу. Интересно, почувствую ли я ту же тяжесть, что когда-то ощутили мы с Фабьенной, если лягу на ее надгробие? Не нужно будет ждать, пока она решит подняться и уйти. Какой бы выбор я ни сделала, придется самой встать и уйти или навсегда остаться неподвижной над ее могилой.

Когда нам было тринадцать лет, у меня имелись перед Фабьенной некоторые преимущества. Я лучше читала и писала. Я была выше, и мое тело, не такое костлявое, как у нее, уже начало слегка округляться. Мой лоб был шире, а щеки имели более красивый контур. В целом внешность у меня была приятнее. И я была не прочь поулыбаться людям, или отнести корзину для старухи без лишних просьб с ее стороны, или слушаться любого, кто имел надо мной какую-то власть. Фабьенна всего этого терпеть не могла.