Утром девочка жаловалась на сильную головную боль; Софья выдала ей каких-то пахучих капель, потом помогла одеться, убрала детскую постель и вернулась в столовую. Кухарка и Софья не заметили, как после завтрака Настасья потихоньку прокралась в комнату матери; она залезла в пустой шкаф и наконец смогла дать волю слезам.

Отъезд в новые страны намечался через несколько дней, Настя поняла это из разговора слуг; обе женщины решили ехать с ними. Чем больше вещей было разложено по чемоданам и дорожным сумкам, тем больше женские сердца наполнялись надеждой – скоро настанет новая жизнь; как же им повезло иметь рядом такого оборотистого и умного мужчину.

Вечером двадцатого июля одна тысяча девятьсот двадцать второго года Сергей Тимофеевич не вернулся домой. Три дня прошло в страшном ожидании. Настя посылала няньку в дома отцовских приятелей, адреса которых были известны; но ничего – то хозяева давно покинули свои жилища, то просто ничего не знали о местонахождении господина Свешникова. Насте было четырнадцать лет; жизнь остановилась. В доме оставалось немного денег на пропитание; не больше чем на месяц. В страхе женщины перерыли всю квартиру с надеждой найти хоть какие-то доказательства их отъезда; но ничего… ни билетов на поезд, ни брони на пароход. Никаких бумаг, хоть как-то свидетельствующих об их скорой эмиграции. Софья Игнатьевна целый час обыскивала рабочий стол Сергея Тимофеевича, и ничего не найдя, в сердцах столкнула на пол большой старинный подсвечник. Громкий предмет тут же закатился под кровать; Софья хотела было поднять, но вместо этого села в кресло и расплакалась.

Отцовские костюмы так и висели несобранными в его гардеробе.

Прошло две недели. Кухарка не открывала тяжелые шторы ни днем, ни ночью; дамы выходили только по одной и только до ближайшей продовольственной лавки. В воздухе висело отчаяние и предвкушение страшной беды, которая вот-вот случится с двумя одинокими женщинами и маленькой беззащитной девочкой. Мрачными вечерами Софья укладывала свою подопечную спать и шла на кухню; она доставала бутылку коньяка из хозяйских запасов, в полной тишине наливала по рюмке себе и кухарке.

Через пару дней поздним вечером в квартиру позвонили. На пороге стоял отцовский приятель из Москвы, Осипов Вячеслав Николаевич. Настя тут же вспомнила его громкий смех и неизменный бокал шампанского в руке. Он был моложе всех отцовских друзей; единственный составлял матери компанию в любом танце и даже как-то один раз сплясал вместе с Настей мазурку. Теперь он был одет в серую военную форму, в лице пропала молодость и легкость; Осипов без разрешения вошел в квартиру и сел за стол в гостиной комнате.

– Добрый день, Анастасия Сергеевна. К сожалению, я с плохими вестями.

Мужчина рассказал, что отец пал жертвой нападения уличных грабителей недалеко от Апраксиных ворот; преступники скрылись. По совершенной случайности Вячеслав Николаевич был в Петрограде и смог опознать тело. К сожалению, в связи с неспокойной обстановкой похороны состоялись без оповещения родственников; да и оповещать было некого, кроме малолетней дочери, матушка и жена господина Свешникова давно скончались.

По окончании рассказа товарищ Осипов любезно предложил свою помощь трем одиноким женщинам. В связи со служебной необходимостью он переведен из Москвы и теперь будет работать в Петрограде и, если это уместно, может пожить в их квартире до того, как все домочадцы решат свою судьбу в новых обстоятельствах.

Молчание – знак согласия; он встал из кресла и подошел к окну; окрикнул двух красноармейцев, дежуривших около парадной. Они занесли дорожную сумку, а также большой пакет с продовольствием – печенье, чай, сливочное масло, большую палку краковской колбасы и головку голландского сыра. Увидев столько еды, кухарка тут же забыла про горе и не скрывала радость: такое быстрое решение всех упавших на их хрупкие плечи проблем; что до гувернантки Софьи – та стояла поодаль от стола и напряженно разглядывала вещи незваного гостя.