Город обладал гипнозом. За час он нанёс ощутимый удар, который.  прорвал кофту провинциалки в том месте, где ещё находился островок тверди среди бушующего океана страха. Вика стояла возле трёхглазого фонаря в позе полководца, проигравшего битву вопреки заманчивым обещаниям Фортуны, пока не вспомнила, что градостроители, закладывая фундамент города, заложили и фундаменты студенческих общежитий.

В будке с табличкой "Справка" за адрес потребовали монету. За так информацию давал благотворительный человек. Вика нашла его на перекрёстке. Полицейский отрабатывал свой хлеб под палящим солнцем с палкой, затянутой в шкуру «зебры». Вика взяла угол и почувствовала себя отмщённой, когда знакомое такси, чтобы избежать столкновения с ней, ухнуло в трёхглазое чудовище, которое выбросило весь спектр солнечных цветов.

 Через два часа пёходралом Вика оказалась возле студенческого общежития. Его зодчий любил строгие линии и в погоне за ними достиг резкого контраста со старинным особняком с округлыми формами. Общежитие находилось возле церквушки имени Святого Пантелея и известного всем респектабельного кладбища, засеянного памятниками, под ними ютился прах великих, на берегу просторного озера, в водах которого отражались байковые одеяла и вафельные полотенца на железных спинках кроватей. Комендант общежития среди вафельных и байковых горок посоветовал обратиться в гостиницу.

– Там примут!

 Он надел чёрные очки с серебряной цепочкой, закинул её за громадные, чуть ли не в пол лица, уши, чтобы смягчить впечатление от кофты и чемодана абитуриентки.

– Там что, райские кущи? – спросила Вика.

 Из общежития она вышла со «стальными» пробками в ушах. Администратор загнал их, чтобы поставить на место зарвавшуюся, чемоданную абитуриентку

Вечерело. Город погружался в часы пик. Они несли несчастье провинциалки. Жизнь обитателей города давала ей основание предполагать, что город живёт в ожидании извержения космического вулкана.

 Гостиница обслуживала только интуристов. Сухопарый швейцар с золотистыми галунами отшил отечественную провинциалку, обозвав её деревенской чуркой с фибровыми амбициями, которая вполне может выспаться и в собственном чемодане.

 Вика устроилась спать на лавке на свежем воздухе. Чемодан положила под голову. Покрепче завязала шнурки на туфлях с обугленными подошвами. Утром она обратилась в дежурную комнату полиции, как в последнюю инстанцию. На одной из стен дежурки висело круглое зеркало, на полу валялись пуговицы, клочки волос… Вика дрогнула, но осталась. Она продемонстрировала дежурному старшине пустые карманы и попыталась заставить его изъять деньги у носильщика.

– Как это я должен сделать?

 Вика предложила прорепетировать.

– Подойди к нему. Покажи ствол. И рявкни: гони бабки, а то пришью.

– Гони бабки, а то пришью! – грянул старшина и тотчас присел.

 Чемодан прострогал его макушку. Врезался в сейф. На потолке, словно сердце запульсировала лампочка.

– Гениальная реакция, – констатировала Вика.

– У кого, – тихо спросил старшина.

 Неожиданный поворот так притупил его, что он никак не мог сообразить, что за человек с лысой макушкой и поседевшими висками отражается в зеркале, и почему он без стука зашёл в служебку, и от чего собственная макушка моментально полысела, и что это за пятно в цыганской кофте, и как его вытурить?

 Действиями старшины Вика осталась недовольна и решила сама изъять деньги.

 Знакомого носильщика с проклятым числом она нашла возле гигантского, тяжеловесного, обработанного голубями мраморного памятника революционному императору с протянутой рукой и раскрытой ладонью, в которую прохожие бросали сигаретные и папиросные бычки, будто нищему на подаяние. Она помахала чемоданом и чиркнула о памятник. Мраморный император потонул в искрах. Над головой появился кровавый нимб. Носильщик полез в карман.