— Почему?

Шучэн уже догадалась о причине, но всё-таки решила уточнить — вдруг ошиблась?

— Так это же ты, младшая госпожа, прогнала всех тех псов бродячих, чтоб им покоя не было в загробном мире!

— Я?

— Да… — Тун осторожно промокнула ей лоб платком, удаляя холодный, словно утренняя роса пот.

Зря спрашивала... Всё и так яснее некуда — старая болезнь вернулась! Шучэн обречённо прикрыла веки и постаралась на некоторое время забыться. Наступивший вечер определённо станет для неё одним из самых тяжёлых в эту непогожую весну.

***

Состояние зятя совсем не нравилось главе Се. Гун Дицю тяжело дышал, а сквозь распахнутое нательное бельё виднелась мокрая от пота кожа, такая бледная, что напоминала нефрит или напудренные щёки придворной красавицы.

Но главу Се больше интересовало не общее состояние гуна, а происхождение его раны: закатанный правый рукав обнажал четыре ровных пореза, идущих параллельно. Это выглядело, как удар кошачьей лапы, однако превосходило нормальные размеры в пять или шесть раз.

— Всё настолько плохо? — гун прервал молчание первым.

Несмотря на довольно печальный смысл вопроса, он нашёл в себе силы, чтобы улыбнуться. Глава Се ни капли не сомневался в силе воли зятя и его мужестве. Если Ся Чжункану больно, он и бровью не поведёт. Родиться в правящей семье — всё равно что с пелёнок облачиться в латы. Никто не должен знать о твоей слабости. Этот урок младший брат вана усвоил куда лучше навыков каллиграфии.

— Докладываю гуну, — глава Се решил до конца держать уважительный тон, присущий подчинённому — Ся Чжункан никогда не баловал родственников своим доброжелательным отношением, потому и глава Се, как старший брат его наложницы, тоже не допускал вольностей в общении. — Царапины выглядят необычно. Полагаю, в них демонический яд. Пульс довольно слабый.

Улыбка гуна стала чуть шире. Окинув главу Се внимательным взглядом, он заметил:

— Уже по одному твоему виду, нэйсюн, ясно — дела не так хороши, как хотелось. Можешь не беречь мои чувства. Говори правду! В конце концов, из нас двоих ты мастер ядов, а я предпочитаю знать, сколько дней мне осталось.

[нэйсюн — старший брат жены, шурин]

Глава Се вежливо сложил перед собой руки и поклонился.

— Да простит гун, но мне придётся причинить ему боль. Действие яда ещё можно остановить. К счастью, этот нэйсюн вернулся в город вовремя.

Гун кивнул всё с той же, чуть высокомерной усмешкой, характерной для человека высокого положения.

— Боль не то, чего я боюсь в этой жизни.

Глава Се знал — Ся Чжункан не врёт и не красуется перед ним, чтобы показать свою мужественность. Хотя младший брат правителя не имел воинского звания, он провёл на поле боя гораздо больше времени, чем ныне опальный хоу Вэнь, бывший командующий столичного гарнизона.

О боевом опыте красноречиво свидетельствовал побледневший со временем, но оттого не менее уродливый шрам, пересекающий правую бровь — сюда пришёлся удар копья кочевника мяо. Тогда младшего брата правителя посчитали мёртвым, настолько было залито кровью его лицо. Но Ся Чжункан выжил и возненавидел племена мяо ещё больше. А потом он обозлился на хоу Вэня, бестолкового командующего, прячущего стратегические ошибки за пёстрой юбкой своей родной сестры, наложницы Вэнь.

Глава Се совсем не осуждал гуна, хотя и считал его поступки десятилетней давности по-настоящему опрометчивым шагом. Выступив против семьи Вэнь, Ся Чжункан дал брату, третьему вану династии Ся, повод изгнать себя из столицы. Бунт против тирании наложницы Вэнь был справедлив и даже благороден, но при этом совершенно не имел смысла: правитель любил порочную женщину сильнее родного брата. Поэтому изгнание последнего предопределила сама судьба.