Может наивность и неплохо? Я вдруг почувствовал к этому ещё молодому человеку необъяснимую нежность, как к братишке. Наивность ведь исключительно хороша для творца. Она позволяет уникально подавать знакомые реплики и беззаветно предаваться словотворчеству, поэтической импровизации. Свобода и наивность где-то сродни друг другу. Дети не знают запретов и оттого открыты всему новому. Я, может, потому ещё верю частью себя в чудо, что не утратил вполне своей наивности. Это даёт мне надежду на благополучный исход.

Я остановился и протянул своему второму «я» руку. Он посмотрел на неё, потом широко улыбнулся и ответил рукопожатием. Моя кожа проскользила по холодному туману, и «братишка» растворился на глазах. Я простоял, глядя невидящим взглядом перед собой, неизвестно сколько. Время потеряло своё значение. Я почувствовал, что моё самоощущение ранней юности, когда всё было впервые и вновь, когда я верил в свои возможности и нравился сам себе, вернулось. На миг мои веки сомкнулись. Радость наполнила меня. Я сбросил чужой груз с плеч, и мне стало легко. Открылась та самая идентичность, которую столько лет я давил в себе, слушая чей угодно, только не свой внутренний голос. Это, наверное, ожидания моих учителей и друзей покинули меня.

Как же хорошо быть собой! Хотелось бежать, открыть дневник, рассказать о своём открытии, поделиться с людьми откровением. Я почти задохнулся от нахлынувшей эйфории, а потом открыл глаза.

Зеркала пропали. Вокруг меня стеной стоял туман. Выхода не было.

Игорь исследует новый мир, сталкивается с призраками своих неудач и страхами. Каждый из них представляет собой урок, который необходимо усвоить, чтобы продвигаться дальше. Он начинает понимать, что его неудачи – это часть пути к успеху.

Игорь неуверенно пошел вперед, расставив руки в стороны. Было странно не ощущать края. Сначала он слышал только свои приглушенные шаги, единичные, осторожные в окружающей пространственной неизвестности, потом он начал слушать свои мысли. Туман вокруг завихрился сгустками.

Мысли приходили обычные, в виде сожалений о прошлом, и в глубине тумана Игорю стало казаться, что они не внутри его головы, а снаружи.

Сначала это были лишь неясные силуэты, но вскоре они начали принимать форму знакомых лиц: его родителей, которые когда-то поддерживали его мечты, но потом осуждали за неудачи, требуя заниматься тем, к чему он не был склонен; старых друзей, с которыми он потерял связь, когда жизнь унесла их в разные стороны; учителей, которые когда-то вдохновляли его, но в какой-то момент разочаровали, потому что их жизнь не смогла стать для него примером или маяком, выплывали и иные, почти забытые эпизоды.

Игорь медленно переставлял ноги и удивлялся, узнавая их. Лица становились видимыми, когда он начинал в них вглядываться и уходили в тень, когда думал о чем-то другом. Да – каждое лицо, которое он видел, точно связано с его представлениями о себе как о писателе, его переживаниями и неудачами. Сейчас это стало заметно. Например, вот он дядя путешественник, брат папы, сидит у них дома в кресле и рассказывает про поездку в Африку. У его ног Игорёк. Он еще учится в начальной школе и совсем недавно начал писать первые сказки. Дядя подарил ему Джембе, африканский барабан, мальчик с горящими глазами без перерыва по нему стучит. Потом мама принесла тетрадку сына со сказками, дала гостю почитать, и дядя стал смеяться, находя смешными стилистические ошибки и неправильные названия растений. Игорьку было обидно слышать этот смех. Дядя был добр к нему, наставлял словами «у каждой вещи есть свое название, малыш, ты должен знать, о чём пишешь», но запомнил ребенок только то, что папин брат чересчур крут, чтобы быть ему другом и слушать его не стал.