Томас Бейкер был статным мужчиной, возглавлявшим нашу расползшуюся по половине Чикаго организацию. Штат Иллинойс приносил нам свой хлеб, но большая часть дохода была из самого сердца. Я пахал на Томаса с малых лет и, сколько себя помнил, всегда находился в группировке. Можно сказать, даже вырос в ней. Лазил по недоступным для взрослых лазейкам, пробирался в чужие дома, таскал всякие папки, ноутбуки, телефоны, через время узнав, что доставал те доказательства, которые богачи или другие необходимые Бейкеру люди прятали в своих потайных уголках. Если в комнатах стояли огромные сейфы, то со мной ходил Сэм, который ловко разбирался с их системой и вскрывал замки. Мы были командой, мини-версией Шакалов, которыми гордились. До подростковых времён, когда в характер добавилось несколько пунктов, мешающих покорной и тихой работе.

Я повернул голову на друга, вспоминая каждую нашу вылазку вместе, с начала знакомства мы быстро поладили, но, как и у всех нормальных людей, у нас бывали и плохие дни. А бывали и очень плохие. Парень вёл катер и ни разу не отвёл глаза от беспокойной воды. По другим путям волны рассекали судна побольше, а корабли издавали свои сигналы, разговаривая друг с другом. Город не спал. Пока жители сопели в тёплых кроватях, Чикаго пробуждался и энергично вскидывал свои руки вверх, почти полностью передавая ночную жизнь водной стихии.

Отворачиваясь к видам неспящего города, я отдалился от мира, глубже погружаясь в свои мысли, как в пучины озера Мичиган. Жизнь опустила меня на самое дно и выбросила на берега беззакония. Воспоминания часто возвращали в тот день, когда меня нашли люди Бейкера и забрали с собой, но каждая картина расплывалась, теряя всякий фокус. Ребёнка унесли, не позволяя до конца осознать произошедшее. В дом вломилась полиция, и под общую суматоху и нецензурную брань меня посадили в машину и увезли далеко не те, кого можно было считать хранителями правопорядка. Мне хотелось стереть эту сцену из памяти навсегда, ведь именно в ней была смерть близкого мне человека. Но только она осталась единственным фрагментом из детства, который я хоть как-то помнил; казалось, что всё остальное просто разорвали на куски.

Каждый раз, вспоминая это, хотел с силой приложиться головой об стену, лишь бы фрагменты прекратили возникать в голове и мучать меня по ночам бесфокусными изображениями: глаза напрягались и невозможно болели, а увидеть лучше всё равно не выходило.

Я снова не смог вырваться из этого прошлого, и картинки вновь заперли меня в одном чёртовом дне, а выбросило меня из него с особой грубостью. Тело резко содрогнулось, это привлекло внимание Сэма – переглянувшись с другом, я молча махнул ещё не особо слушающейся рукой и отвернулся, прикрывая глаза вновь. Мозг стал обрабатывать очередной поток информации.

Я был слишком напуган, чтобы отвечать на отвлекающие от ситуации вопросы, и слишком наивен, чтобы раскусить план подозрительных мужчин. Я лишь надеялся, что меня спасут от пьяного отца и вернут маму. Я хотел домой, ещё не до конца осознавая, что «дома» у меня уже не было.

А потом я стал прекрасным инструментом в руках преступников. И оказался очень полезным и решающим часть проблем без головной боли.

Малец, способный забираться в чужие дома и брать всё, что им нужно? Разбалтывающий милых дам, млеющих от славных детишек? Да, они часто вздыхали и умилялись, замечая такие «красивые голубые глаза». Научили и привлекать внимание стариков, готовых на всё, чтобы помочь плачущему ангелочку. Скольким гадостям меня научили за это время… Скольким научили способам получать желаемое… Кажется, что «плохое», о котором раньше я говорил с мамой, как о зле, с которым надо бороться, стало неотъемлемой моей частью, без которой представить себя уже казалось невозможным.