Кляпа Алексей Небоходов

Валентина проснулась как будильник, без причины – внезапно, резко и с полным ощущением, что кто—то только что стянул с неё одеяло души. Внутри головы будто кто—то прошёлся влажной перчаткой по внутренним складкам мозга: не больно, но возмутительно интимно. Сон, из которого её выдернули, не запомнился – осталась лишь смазанная тень чего—то тревожного, как будто она подписывала договор на чужом языке, а теперь кто—то начал требовать исполнения пунктов.

Комната была знакомой до отвращения: серые стены, серый потолок, серый свет ночника, который зачем—то продолжал светить даже ночью, – всё было слишком на своих местах. Как если бы кто—то пересобрал её реальность, стараясь сохранить общий контур, но не удержался и чуть сдвинул каждый предмет влево. Вот кресло, что всегда стояло у стены, теперь будто повернулось к ней спиной. Тумбочка с увлажняющим кремом смотрела осуждающе. Даже часы тикали не в такт с её сердцем, а в своём, особо раздражающем ритме.

Валентина резко села в кровати и провела рукой по волосам. Идеально гладкий хвост был на месте – гель не подвёл. Волосы не выбились, не свернулись, не проявили характера, как и положено приличной причёске. Но эта безупречная укладка почему—то вывела её из себя. Всё в ней кричало: «Спокойствие, только спокойствие», а внутри уже стучали кастрюлями паника, раздражение и лёгкая обида на жизнь.

Сердце билось быстро, как будто хотело уволиться с должности. Она попыталась вдохнуть медленно, как учили на йоге, которую она посещала дважды в две тысячи восемнадцатом году и оба раза ненавидела. Вдох не получился – воздух показался густым, как суп на плохом бульоне.

– Это стресс, – прошептала она самой себе, стараясь говорить строго, по—учительски. – Ничего страшного. Стресс. Переработка. Работаешь ты много. Всё логично.

Валентина даже кивнула в темноту, словно одобряла собственную версию происходящего. Выговор от начальника на прошлой неделе, новая сотрудница с сиськами, которые вызывают зависть у божьих коровок, и неудачный салат в обед, после которого она чуть не написала жалобу в Роспотребнадзор – всё складывалось в аккуратную стопку объяснений. Никакой мистики. Просто нервы.

Но чувство в голове не исчезало. Оно будто притаилось где—то за ухом, как настойчивый попутчик, с которым не хочешь разговаривать, но он всё равно смотрит и ждёт.

Валентина замерла. Обычно, если притвориться, что ничего нет, оно и правда исчезает. Это как с коллегами: делаешь вид, что не замечаешь их «доброе утро», и через пару недель они перестают его говорить.

Она зарылась в одеяло, натянула его до подбородка, зажмурилась и мысленно начала повторять: «Ничего нет. Это просто сон. Это гормоны. Я не ела после шести». В какой—то момент ей показалось, что внутри головы шевельнулась мысль, но не её – как чужая нога под одеялом, хотя в кровати вроде бы никто больше не лежал.

С затаённой тревогой Валентина снова приоткрыла глаза. Тени на стене выглядели иначе. Нет, не страшно. Просто стена немного покосилась, наверное, от сырости. Надо будет написать в управляющую компанию. Или нет. Лучше в прокуратуру. Пусть разбираются, почему у неё ночью ощущение, что жизнь слегка развинчена.

Немного успокаивало то, что в комнате по—прежнему было тихо. Даже холодильник не урчал, будто тоже почувствовал ответственность за атмосферу. Тишина давила, но хотя бы не мешала.

Валентина привычным движением потянулась к стакану воды на тумбочке, но не дотянулась. И тут – новая волна раздражения. Почему всё в её жизни всегда чуть—чуть не на месте? Почему нельзя просто встать, налить себе коктейль из сна, забыть тревогу и уснуть обратно? Почему даже вода не может быть рядом, когда она нужна?

Она встала, недовольно вздохнув. Пол оказался неожиданно холодным. Может, кто—то оставил окно приоткрытым? В смысле – она. Валентина. Она же живёт одна. Никто, кроме неё, не мог оставить окно открытым. Верно?

Сделав три шага по полу, словно шпиёнка в тапочках, она заглянула в окно – всё было спокойно. Никаких призраков, похотливых маньяков или сектантов с флаерами. Обычная ночь. Даже кошка у соседей, та самая, что орала в брачный период, как пьяный баянист, на удивление молчала.

Она снова легла, укуталась, натянула одеяло чуть ли не на нос. И вот тогда, в темноте, ей пришла мысль, которую она не хотела формулировать вслух: «А вдруг это не я проснулась, а кто—то меня разбудил?» Мысль была глупая. Валентина, конечно, рациональный человек. Она даже книги выбирала по принципу: чтобы было без фэнтези и с таблицами. Но сейчас, в этой неестественной ночи, с этим едва ощутимым зудом в голове, даже рациональность чувствовала себя не в своей тарелке.

С горькой усмешкой Валентина подумала, что пробуждение ночью всегда напоминало штраф за дневные грехи. Но сейчас её явно оштрафовали не только за сегодняшний день. Тут, по ощущениям, пришёл счёт сразу за квартал. А может, и за год. С пеней. И процентами. Причём валюте, в которой он был выписан, она даже не знала названия.

На этом моменте она решила, что хватит. Если мозг хочет её напугать – пусть сперва принесёт расписание страха, с печатями, подписями начальства и QR—кодом. Иначе – в мусорную корзину. В переносном смысле, конечно. Мозг пока был нужен. Хотя бы для того, чтобы понять, почему в комнате пахнет… чуть—чуть озоном. Или йодом. Или… нет, это показалось. Всё это просто показалось.

Пока Валентина уговаривала себя, что всё под контролем, где—то внутри неё уже открывалась занавеска сцены. В темноте, в глубине черепа, из—за кулис выходил кто—то с микрофоном и собирался выпалить первую реплику. Но пока – тишина. Только лёгкое покалывание у виска, как от намечающегося насморка. Или начала новой жизни. Что, впрочем, одно и то же.

Всё происходило настолько буднично, что становилось вдвойне страшно. Валентина только начала успокаиваться, убедила себя, что ночь – просто неудачная сборка дня, что вода в организме распределилась неравномерно и давит на мозжечок, как вдруг – голос. Чужой. Чёткий. Звонкий. И, что хуже всего, с уверенностью продавца бытовой техники, который уже занёс её данные в гарантийную карту.

– Здравствуйте, Валентина. Я – Кляпа. Ваша новая сожительница и арендатор тела. Я инопланетянка. Прибыла с планеты Вирина, расположенной в третьем секторе звёздного скопления Вега—Тау. Наша цивилизация переживает критический этап деградации – тела становятся неспособными к продолжению рода. Мы ищем совместимые биологические формы на других планетах, и вы, Валентина, оказались одной из тех редких земных особей, чьи параметры подходят для программы восстановления. Я выбрала вас для репродуктивного проекта не случайно – речь идёт о спасении целой цивилизации.

Произнесено это было настолько непринуждённо, что в первое мгновение мозг решил: реклама. Наверное, новая технология – нейропромо. Где—то подписалась, случайно поставила галочку, и вот – теперь ей будут продавать материнство межгалактического уровня. Осталось только, чтобы началась акция: «Зачни первого – второй в подарок».

Валентина застыла. Всё тело, как будто дождавшись команды, решило не двигаться до поступления пояснений. Глаза расширились, но не моргали. Пальцы упёрлись в одеяло, как будто пытались с него не упасть. Воздух в лёгких перестал обновляться. Организм выбрал опцию: «притвориться ковром». Хотя даже ковёр в такой ситуации, возможно, шевельнулся бы от ужаса.

– Так, – шепнула она в сторону темноты, – это не может быть по—настоящему. Этого нет. Это сон. Это, возможно, очень плохо переваренная овсянка.

Всё в её голове теперь было не на своих местах. Как будто вычищенная до скрипа рациональность вдруг упала в тарелку с фантастикой, да ещё и без предупреждения. Рациональность попыталась подняться, но поскользнулась на слове «репродуктивный» и так и осталась лежать, в панике уставившись в потолок.

– Не волнуйтесь, – вновь раздался голос. Он был даже вежливым. Возможно, с интонациями, свойственными консультантам горячей линии. – Процесс полностью безопасен. С юридической точки зрения вы остаетесь владельцем тела. Мы просто делим его на условиях добровольного биосовмещения. Всё в рамках протокола.

Это было худшее, что могло случиться. Валентина бы предпочла угрозу. Ужас. Демонический шёпот. Или хотя бы латынь с кровавыми спецэффектами. Но этот бодрый, вежливый тон, с нотками делового энтузиазма, напоминал холодный звонок из банка. И от этого становилось вдвое страшнее.

«Так, – закричала про себя, – срочно, срочно, медицинское объяснение. Что у нас есть? Шизофазия? Нет, это речь несвязанная. Паранойя? Не то. Галлюцинации! Да. Слуховые галлюцинации. Это бывает. Особенно при хроническом недосыпе, высоком уровне тревожности и полном отсутствии личной жизни».

Она так яростно пыталась убедить себя, что уже почти поверила, но тут голос добавил:

– Я выбрала вас неслучайно, Валентина. Ваша репродуктивная модель, несмотря на текущее состояние подавления, обладает крайне высоким потенциалом. У вас идеальный гормональный профиль, плюс уникальная структура лобной коры.

– Я НЕ ПРОДАЮ МОЗГ! – выпалила она вслух, поняв, что больше не может молчать.

Ответом была тишина. Такая, как в лифте, когда случайно коснулся чьей—то руки и теперь не знаешь, извиняться или умирать от стыда. Сердце забилось с новой силой. В комнате ничего не изменилось. Но в то же время изменилось всё.