«Воистину, сын уродился в отца!» – невольно подумал Дыглош.

Дыглош неплохо знал Святослава Ярославича, который, при всей своей начитанности и обходительности в речах, тем не менее в душе питал глубокое недоверие ко всякому мирянину или лицу духовному, словно исподволь ожидал подвоха или подлости от любого человека. Взгляд у Святослава Ярославича был столь же пронизывающий. То был взгляд скептика, давно разуверившегося в людских добродетелях.

Перенег дал войску передышку всего на один день.

Этот день Олег провёл в покоях своего двоюродного брата Владимира, с которым он успел подружиться ещё в отроческие годы.

Гита, супруга Владимира, спустилась из своей светлицы в мужнины просторные палаты, едва узнав, что ныне у них гостит Олег Святославич. Юная владимирская княгиня вышла к гостю, не стесняясь своего большого живота. Она была на шестом месяце беременности.

Гита приблизилась к Олегу с радостными сияющими глазами.

Они не виделись со дня свадьбы. Волею Святослава Ярославича Гита и Владимир сразу после свадебного торжества уехали на Волынь, а Олег отправился за леса и долы в далёкий Ростов, где он держал свой княжеский стол.

– Да поцелуйтесь же! Стоите как неживые, – подбодрил жену и двоюродного брата Владимир. – Олег, ты же был моим дружкой на свадьбе, поэтому ты для нас с Гитой тоже близкий родственник.

Рассмеявшись над собственной неловкостью, Олег и Гита троекратно расцеловались. Потом Олег бережно усадил Гиту на широкую скамью, сам сел рядом.

– Будешь крёстным отцом моему первенцу? – обратился Владимир к Олегу. Он расположился в кресле напротив Олега и Гиты.

– Я согласен, – ответил Олег.

За прошедший год Гита неплохо освоила русский язык и могла уже обходиться без толмача, хотя в её речи то и дело проскальзывали слова из родного англосаксонского наречия. Владимир, уже поднаторевший в родном языке жены, пояснял Олегу, что именно имеет в виду Гита, заменяя невзначай какое-то русское слово английским.

– Я вижу, вы оба неплохо кумекаете и по-русски, и по-английски, – невольно восхитился Олег.

– Гите здорово помогают осваивать наш язык её служанки и подруги-боярышни, – сказал Владимир. – К тому же Гита свободно говорит по-французски, по-немецки и по-гречески. Она же как-никак королевская дочь!

После обеда Владимир решил показать Олегу свой княжеский терем. Гита всё время была рядом с ними. Она расспрашивала Олега про Глеба, который запомнился ей своими мудрыми изречениями, про Янку, Глебову жену, которая недавно родила дочь.

Не отставал от жены и Владимир, но его расспросы касались совсем иного.

– Почто Глеб не отправился в поход, а прислал вместо себя воеводу Никифора?

– На то была воля нашего отца, – ответил Олег. – В степях под Переяславлем объявилась половецкая орда, выжидает чего-то. Вот Глебу и было велено держать войско наготове, чтобы в случае опасности дать отпор степнякам. Никифор ведь лишь половину переяславской дружины повёл в поход.

– Брат твой младший Ярослав тоже в поход не выступил почему-то? – недоумевал Владимир. – Мурому-то какой враг угрожает? Мордва, что ли?

– Ярослав и рад бы пойти с дружиной в Богемию, но не было ему на то отцовского дозволения, – сказал Олег. – И Давыду тоже было велено стеречь Новгород от происков полоцкого князя, не помышляя о походе на чехов. Виделся я с Давыдом перед выступлением к Киеву.

– По-моему, не годится Давыд для стола новгородского, – откровенно заявил Владимир. – Новгороду нужен князь-воитель, ибо соседи там воинственные, а Давыд нрава не ратолюбивого. С неохотой он за меч берётся. Вот Глеб в Новгороде был на своём месте, как он лихо разгромил Всеслава на речке Коземли!