Он перечисляет спокойно, размеренно факты из моей биографии, моей жизни. И от этого я становлюсь еще злее. Понимаю, что у него были все возможности узнать про нас с Сонькой. Всегда. Но сделал он это лишь теперь, когда я появилась на горизонте и заинтересовала его. 

Причина его поисков лишь одна. Желание опять затащить меня в постель. Одноразовый, ни к чему не обязывающий секс. 
Да, он всегда был честен, и в мои восемнадцать, когда честно заявил,  что ничего у нас долго не продлится. И сейчас. 

Но вот только я изменилась. И смогла понять себя. Понять, что и в восемнадцать, соглашаясь на временные отношения, я все же хотела, лелеяла внутри, где-то глубоко, мечту о постоянности. О том, что он, мой шикарный мужчина, рассмотрит меня, увидит, насколько я его люблю… И останется со мной. 
Мой мужчина не увидел. Не понял. Не остался. Винить в неоправданных ожиданиях надо только себя. 
Но это не значит,  что сейчас я не отдаю себе отчет в происходящем. И не осознаю, что мне прежний формат не интересен. 
Слишком много жизни он отнимает. 
А моя жизнь уже мне не принадлежит. 
Так что…

- Хорошо. Это ничего не меняет. – Говорю спокойно, признавая его правоту и желая завершить этот изматывающий разговор, - я уже не та восемнадцатилетняя девочка, которой подходили временные связи. Мне это не интересно. Если у вас все, то, пожалуйста… Мне надо отдохнуть. 

Антон смотрит на меня прищуренными от злости глазами, катает желваки… Но затем молча подхватывает куртку и идет к двери. 

Я жадно разглядываю его широкую спину, напряженный затылок… Уходи уже. Дай мне спокойно дышать. 

Но у двери Антон поворачивается, медлит, словно не решаясь заговорить… Но затем, все же спрашивает:

- Скажи… А дочь… Она – моя? 

7. Зубов. Обухом по башке

Знаете, что такое обух? Это такая рукоятка оружия. Обычно топора. Обухом бьют, если хотят оглушить, а не убить. Но тут тоже не гарантия. Бывает, черепушка хрупкая. Или удар сильный. 

Вот, как сейчас, например. 

Стою, как дурак, как пес, которого выгнали на лютый мороз из теплого дома. И жду милости. Правды. 

Хотя, я ее знаю уже, правду эту. 

И давно. С полудня, примерно. 

Вот как дал себе труд посмотреть возраст дочери Клубнички и сопоставить с нашими отношениями… Недо-отношениями… Кто-то назовет потрахушками. И гарантированно получит от меня в лоб. 

Короче говоря, я просмотрел ее анкету, сопоставил… И получил обухом по башке. 
Уже второй раз за день, кстати. 

Первый раз – аккурат утречком, когда увидел переминающуюся с ноги на ногу, невероятно знакомую, просто до слюноотделения знакомую фигурку… И где? Как раз там, где вообще не ожидал. 
Шел, привычно твердо ставя шаг, печатая, так же привычно сохранял невозмутимое выражение лица. А внутри все замерло. Она? Нет? Пусть не она! Сука, пусть не она! 

Она. 

Стояла, смотрела на меня расширенными глазами-омутами бездонными, в которых утонуть – раз плюнуть, уж мне-то можете поверить! Нырял. Тонул. Так и не выплыл, походу. 

И в глазах этих сначала шок, неверие, потом… Узнавание! Узнавание! Губки пухлые, которые я  вспоминал до сих пор периодически, раскрылись, и в секунду ошпарила мысль,  что сейчас она…

Поздоровается. Или… Обнимет? Или просто что-то скажет, как-то выдаст меня…

Но нет. 
Молчала, смотрела на меня… Жадно так, что, кажется, Серегин все понял. Ну, или не понял. Он вообще не особо умный парень. Только за фактуру и держал его на воротах. 
Клубничка – молодец, ни пол слова о том, что прежде знакомы были. 
А по глазам понятно, что в шоке. 
Смотрела так, будто привидение увидела. 
В принципе, так оно и было.