– Выход в другой стороне, мистер, – послышался из кабинета недовольный голос Бесс. Мне ничего не оставалось, кроме как развернуться, полагая, что увиденное мною было лишь следствием бессонной ночи и взвинченных нервов.
Холод осени развеял усталость, а вместе с нею и мысли – идя домой, я не только не мог придумать ничего нового, но и вовсе вспомнить, о чем только что писал. Это было тем более странно, что обычно я подолгу не мог стереть из памяти то, над чем только что работал, и с немалым трудом заглушал в сознании зов неоконченного романа. Теперь же в голове у меня было так легко, словно я и не писал ничего вовсе, а ведь неоконченная рукопись по-прежнему лежала в клубе. Признав виной тому усталость, я постарался расслабиться.
Несмотря на бессонную ночь, спать мне не хотелось, поэтому, придя домой, я решил продолжить повествование. Каково же было мое удивление, когда сев за стол и взяв ручку, я тотчас же положил ее снова, потому что в голову мне не приходило ни единой мысли. Казалось, что это не я писал только что о звездных баталиях и временных заговорах.
Я лег на кровать, прихватив с собою взятый наугад том Родуэлла, но стоило мне вытянуться на постели, как вдохновение снова озарило мозг. Мне пришлось схватить первый попавшийся под руку листок бумаги и ручку – строчки заскользили по бумаге сами собой.
Я не мог сказать точно, разбудил ли меня телефон или только оторвал от работы: еще не проснувшись окончательно, я пошел искать телефон.
– Мистер Kендалл? – голос в трубке показался мне знакомым.
– Да, я к вашим услугам.
– Мы просмотрели вашу рукопись, и объявляем вам наше решение: клуб «Bечное перо» соглашается сотрудничать с вами.
– Гаддам? Так это вы? – от восторга у меня перехватило дыхание.
– Вы не узнали меня, сэр? – в свою очередь обиделась трубка.
– Прошу прощения… право же, мне неловко.
– Итак: я не разбудил вас?
– Ни в коем случае, мистер Гаддам.
– Что же, в таком случае мы рады будем видеть вас сегодня в нашем клубе.
– Сегодня? – я почувствовал, как пол проваливается под ногами.
– Да, прямо сейчас, сэр.
Последние остатки сна развеялись, как дым: ноги уже сами несли меня по осенней улице и – удивительное дело! – как только я оставил родуэллову книгу, все мысли тотчас же улетучились куда-то прочь. Я не мог больше придумать ни одной строчки, а ведь обычно именно на улице вдохновение озаряло меня – но не сейчас.
Все, что случилось в клубе, казалось мне сном – так что, подходя к крыльцу, я вообще сомневался, пустят ли меня туда, в обитель муз. Однако же, как только я вошел в прихожую, как меня подхватил под руку Pадов и потащил в зал. Меня ждали: помню, что когда я вошел в зал и поднял глаза на фотографию на стене, передо мною сами собой заплясали строчки…
– Мистер Kендалл? – Амассиан с тревогой посмотрел на меня.
– Вы готовы, мистер Kендалл? – спросил Гаддам.
– К чему? – насторожился я, впервые за все время пребывания здесь предчувствуя что-то недоброе.
– Все в порядке, – расторопный Pадов подтолкнул меня к креслу, – он готов.
Я сел в кресло: вопреки моим ожиданиям меня посвящал не Амассиан, а Гаддам, который встал передо мною, высокий, суровый, и положил руки мне на плечи: мне казалось, что его ладони были холодны, как лед, и даже сквозь пиджак я чувствовал это.
– Повторяйте, – нетерпеливо шепнул он мне, – я, Джеймс Дэвид Kендалл…
– Я, Джеймс Дэвид Kендалл… – начал я.
– Готов продолжать дело моего предшественника…
– Готов продолжать дело моего предшественника…
– Продлевая его великое наследие…
– Продлевая его великое наследие…
– И творить во славу Гарольда Pодуэлла!