Ю. Ершов. Тот самый, чьё лицо было зачёркнуто.

Я записала фамилии, адрес библиотеки, где якобы хранились "архивы фотоклуба", и пошла – не как детектив, а как человек, которому просто очень хочется понять, зачем пожилая соседка устроила ему квест после смерти.

***

Библиотекарша смотрела на меня с тем выражением, с каким смотрят на людей, которые просят "что-нибудь несложное, но философское, и чтоб с картинками".

– Фотоклуб, говорите… Был такой. Архивы – в подвале. Не разбирались лет пятнадцать. Вам прям надо?

– Ну, не прям, – я улыбнулась, – но мне кажется, Людмила Васильевна была бы очень разочарована, если бы я сдалась на полпути.

– Люда? Рудакова? – глаза у неё чуть расширились. – А, ну тогда… да. Подождите минут десять, я схожу посмотрю. Там, правда, пыль как в мавзолее.

Она вернулась с коробкой. В ней – папки, фото, старые программы мероприятий. Через двадцать минут перебора я нашла то, что нужно: выписку участников клуба, телефонные номера, адреса. Почти все – устаревшие. Почти. Один номер был всё ещё действующим.

***

Звонила я, как будто записывалась к врачу:

– Здравствуйте, меня зовут Наталья, я… ищу информацию о фотоклубе "Фокус". Людмила Васильевна Рудакова была его участницей. Я нашла фотографию и хотела бы…

– Кто вам дал мой номер? – перебил мужской голос.

– Никто. Он был в архивной бумаге. Я просто хочу понять, кто изображён на снимке. Там вы, кажется, тоже есть. Юрий Ершов?

Пауза.

– Я давно не общался с Людмилой. С момента, как… она кое-что узнала.

Он говорил холодно, словно держал дистанцию руками.

– Что она узнала?

– Вам лучше не лезть в это.

– Но она уже влезла. И я – после неё.

Долгая пауза.

– Есть место. Старый фотосалон, где раньше собирались. Завтра. 17:00. Не опаздывайте. И… не приносите это фото. Её бы это не устроило.

Щелчок. Гудки.

***

Впервые за всё время я почувствовала, что что-то реально происходит. Что за "это" он имел в виду? Почему не приносить фото? И главное – почему у меня в животе теперь будто кто-то свернулся клубком и шепчет: "Ты всё ещё можешь остановиться."

Я посмотрела на коробку на столе. Ключ. Медальон. Фото. Записная книжка. Тихий, старый мирок Людмилы Васильевны. И внезапно – узел, в который завязалась чья-то старая ложь.

Я пришла за двадцать минут до назначенного времени. Не потому что волновалась, а потому что иначе всё утро тупила в углу кухни, пялясь в холодильник, как будто он мог выдать мне ответ. Он не выдал. Только уронил банку с маслинами.

Фотосалон располагался на первом этаже советского здания из серого кирпича. Вывеска выцвела, буквы «ФОТО» держались, как пенсионеры в маршрутке – из последних сил, но с достоинством. Внутри пахло пыльной бумагой, старым фотореактивом и осенью. Никого, кроме одного мужчины у окна.

Он сидел, скрестив руки, как человек, который долго жил в позиции "меня не интересует". На вид лет шестьдесят с лишним, подтянут, лицо выбрито начисто, волосы седые, но ещё густые. В глазах – тревога, хорошо замаскированная под скуку. Юрий Ершов.

– Вы Наталья? – спросил он, не вставая.

– Да. Спасибо, что согласились.

Он кивнул в сторону стула: – Присаживайтесь. Я не могу много времени.

Я села. Он посмотрел на меня. Внимательно. Как будто прикидывал, кто я – случайная любопытствующая или посланник чего-то менее безопасного.

– Людмила была… непростым человеком, – начал он. – Мы были близки. Когда-то. Но потом… она увидела то, что не должна была видеть. И всё испортилось.

– Что именно?

Он не ответил сразу.

– Мы собирались здесь. Фотографировали, обсуждали, пили плохой кофе, смеялись. Это были хорошие времена. До того момента.