– С каждым днём человек умнеет —
Паттерналити сатанеет:
Распаляется, бьёт в набат,
Обещает чуму и град,
Травит солью живую рану,
Тянет за волосы к экрану:
Одним воспрещает проснуться,
Других заставляет вернуться,
Ходит по пятам,
Рыщет по кустам,
Проникает в жилые здания,
Наплевав на закон и приличия.
Вы хотели от нас внимания —
Вы получите БЕЗРАЗЛИЧИЕ.
Дана замолчала с безразличным видом. Слушатель ей не зашёл.
– Теперь всё. Ну как тебе?
– А? – позорно очнулся Витя. – Ох-х, крруто вообще. Бомбяу.
– Какой глубокий коммент. Прости, расплачусь сейчас, тушь даже, считай, потекла, хотя я ей не пользуюсь. Как точно ухватил суть произведения. Зачем с ним пошла? Дана, дура ты.
– Да хорош троллить. Я честно – я не въезжаю в стихи, где они вообще и где я. Ты сама же про себя знаешь, что ты крутая, что тебе моё мнение? Да что говорю – мне очень, Дана, клянусь, поэзия у тебя высшая, в паре мест даже задумался, честно. Затаив дыхание.
– Конечно, затаив. Я видела. «Мортик», отвечал последней фразой, как в школе с задней парты. Игры это тоже, разумеется, дело хорошее. Ладно… Вот раньше было лучше здесь бывать, когда не разрешали с телефоном и ноутом…
Что это набито у тебя?
«JUST A TSAR»?
– А-а, мой прикол. Я и дизайнер маленько, не только айтишник. Смотри: читается одинаково, если перевернуть вверх ногами. Вот, ща подниму руку.
– Так. Не надо тут мне руки вскидывать, да ещё под камерами. Вижу всё. Ну да. То ж самое. «Царь, просто царь». Чувство собственного величия… зашкалило?
– Хах. Не-е. Просто.
– Монархист, что ли?
– Какой монархист, ты что. Ну хотя, может, и монархист, не думал как-то. Стихи твои, кста, зашли. Чего не стримишь?
– А надо?
– Скинь их потом.
– И ты мне чё-нть сасное перешли. Царь Витя.
– Сасное! Ты серьёзно, так говорят ещё? Аа-а, какой кринж, я должен сказать, но лучше молча поблюю. Ты точно не отсюда какая-то.
– Не знаю я этого вашего поганого языка.
– Вот и не говори на нём. Стихами лучше получается. Ща. Во. Лови про меня:
«Мы не продаём алкоголь лицам, не достигшим ничего».
– Видела.
– Вот ещё норм, про карантин:
«Дома я / До мая».
А вот ещё просто:
«Любить иных – тяжёлый квест».
Дана насмешливо и почти зло оживилась:
– О-о! Последнему лайк особый.
– Но я реально говорю – «просто», без подкатов. Мы с тобой здесь и не за этим. Чего, в офисе полно мест, если что. Но ЭТО ДРУГОЕ.
– А зачем мы здесь? И какое это другое? Ты вот… зачем меня пригласил? И сам за чем таким сюда шёл?
– Ой, да ладно такие вопросы… Сам не знаю! Ой, б… Уронил!
Отвечая Дане, Витя развёл руками так, что огромной ладонью смахнул свой ноут на пол – от случайного касания девайс слетел под кровать легко, как бумажный лист, и неудачно: экран треснул сильно, от угла до угла.
– Всё, погас. Из всех сохранёнок вылетел по-любому, с-ск… Короче, реально не знаю, чё я пришёл. – Он был очень раздосадован. – Повело меня. Принят ответ?
– Так и запишем, – с довольной усмешкой ответила Дана и сделала вид, что что-то вписывает в воображаемый «молескин».
Шире трит! Без секрета всему свету
По всей стране, как грибы после дождя (или как [радиоактивные] дожди после [ядерных] грибов – а? Да пусть, пусть полежит тоже), вырастали кластеры дэйдримов под узнаваемыми белыми вывесками с ярко-красными буквами (если их можно было буквами-то назвать. Оригинальное лого пальцем было делано – буквально: свой счастливый трейдмарк Razoq походя выписала по планшету левым мизинцем – лихо нарисовала, как отрезала, тут же, без правок, запулив корявую каракулю в ближайшую типографию. В этом был подход Razoq, взбалмошной блогерши неопределённого возраста, которую никогда не видели задумчивой, даже просто сосредоточенной).