– Эгей, – позвал Гаррет. – Я, наверно, оставлю все это на вас двоих.

– Давай, – ответил Канниш. – Этой ночью другого зрелища все равно не дождешься. Не суйся в неприятности, ладно?

Гаррет встал и по-актерски развел руками. А затем повернулся к северу, не самому быстрому пути к дому, но друзья не обратили на это внимания. Поначалу он шел медленно, прислушиваясь к поспевавшему сзади шуршанию. Когда достиг конца оградки, то обернулся.

Маур приступил к связыванию второго ряда пленников, а Канниш пристально сторожил, не давая никому подниматься. Узкая улочка вела на восток от реки, в глубь кварталов.

– Идем со мной, – сказал он. – Я тебе пропасть не позволю.

И тронулся дальше в ночь, на секунду уже подумав, что остался один. Затем сзади засеменил шорох босых подошв по камням, и вот она уже рядом.

– Хорошо таким вечерком прогуляться, – молвил он.

Девица посмотрела на него так, словно Гаррет отрастил себе третью руку, а потом, через пару шагов, рассмеялась. Приятный у нее смех. Переливчатый и глубокий, он такого не ожидал.

– А еще лучше сидеть дома, – сказала она, – но об этом жалеть уже поздно.

– Я – Гаррет.

– Благодарю тебя, Гаррет, – сказала она, не открыв своего имени, да он и не настаивал.

Умом Элейна понимала, что кругом опасность, однако трудно было это прочувствовать сердцем. Да, она на чужом берегу реки, и домой дорога закрыта. Да, Теддан, одна знавшая, что Элейна сейчас не на безопасной Зеленой Горке, проведет ночь в узилище, а утром предстанет перед магистратом. И ничто, кроме доброты душевной, не удержит ее спасителя, пожелай он перерезать ей глотку и бросить труп в переулке. Она замерзла, она в чуждой стихии, и защитить ее, кроме собственной смекалки и удачи, некому.

Но все же она не утонула. Не познакомилась с не тем концом меча стражника. А брела ночными улицами Речного Порта вместе с мужчиной породы, какую Теддан назвала бы сынком продавца шерсти с отменной попкой. Ночь стояла теплая. Одежда и волосы подсыхали. В городе было тише и от луны светлей, чем ей сперва представлялось. И, не считая ступней, ободранных и стертых от хождения босиком по камням, ей было приятно. Более чем приятно. Как только паника улеглась, вокруг проступила своя, далекая от привычной красота.

Настанет день, и она будет править городом. Улицы, по которым сейчас она шла, были ее улицами. Они еще об этом не знали, но главное – их не знала она. И размышляла: а оказывался ли отец хотя бы однажды в Китамаре не под охраной? Увидел бы он хоть разок открытые, зовущие предутреннюю прохладу ставни или котов в промелькнувших полночных тенях. Это могло бы изменить его взгляды на город. Могло изменить и ее.

– Кто-нибудь из ваших знает Оньяна? – спросил Гаррет.

– Кого?

– Оньяна. Это его корабельный сарай.

– Ой. Не знаю. Может быть.

– Где же они достали ключи?

– Я не понимаю, как там все устроено. Это был мой первый раз на таком вечере. И последний.

– Не впечатлилась?

– Наоборот, еще как, – сказала она. – Не в положительном смысле.

Улыбка у него была легкой, но вместе с тем сожалеющей.

– А тебе он знаком? – спросила она. – Этот Оньян?

– Он женат на двоюродной сестре моей матери.

– Вот так совпадение!

– Да ничего особенного. Здесь каждый с кем-то как-нибудь связан. Не будь так, он состоял бы в каком-нибудь обществе с моим отцом. Или с дядей. Или они ходили бы к одному священнику. Или к гадалке. Все знают всех. Мы пытаемся друг друга подмять и при этом прикрываем друг другу спину.

Они свернули на восток. Здесь улица расширялась, а тени под навесами крылец и в ответвлениях переулков казались не такими уж темными. Кто-то даже оставил у стены деревянное кресло.