В общаге я просто падаю на свою односпальную кровать, накрываясь с головой. Тело все еще бьет озноб, а на вопросы соседки просто шлю ее на три буквы. Это она виновата, да. Пыталась же остановить. Почему не настояла. Почему я поверила, что могу нравится такому, как Распутин. Могу да, но лишь затем, чтобы растоптать меня и уничтожить. За одно чертово свидание. Первое и кажется последнее в моей жизни.

— Эй, Ольховская, а сдача курсовой завтра? — толкает меня соседка. Мне хочется заорать, так меня кроет. И уснуть бы, но перед глазами его злое, насмешливое лицо. – Люба? Что случилось-то? Ты весь день лежишь…

— Марин, свали а…

— Все — таки поспорил, да? Ну я же говорила.

С каким удовольствием она это говорит… Злорадствует. Понимаю, что она всю дорогу мне завидует, но понять бы чему!

— Знаешь, что, — откидываю одеяло. – Ты меня заебала. Ты переезжаешь.

— В смысле. Ты заболела?

— Да, у меня очень заразная болезнь. Теперь со мной не то, что жить нельзя, разговаривать. Собирай свои манатки!

— Завтра соберу! Давно хотела от тебя съехать, больная истеричка! Ну а на что ты рассчитывала, что он на тебе женится?

— Пошла отсюда! — кидаю в нее подушку, и она скрывается за дверью. Подушка врезается в полотно. Секунда. Две. Три. Плохо так, что тошнит. Я сажусь на кровать, заливаясь новым потоком слез… И откуда они только берутся, кажется уже все слезные протоки высохнуть должны были.

Стук дверь заставляет вскочить. Да что ж такое!

— Я же тебе сказала! — открываю резко дверь и охаю, замечая на пороге высокого мужчину с темными волосами. Незнакомого на первый взгляд. Но стоит его сфокусировать, как понимаю, кто ко мне пожаловал. И вместо злости окутывает парализующий страх… Он пришел меня убить… За своего сына. Чтобы не рисковать.

10. Глава 5.1

— Впустите или будем на пороге общаться?

Его лицо было совершенно бесстрастно. Никакго сочувствия. Хотя я и не жду.

— С некоторых пор я не готова оставаться наедине с членами вашей семьи.

Мужчина дергает уголком рта. Смешно ему. Наверное, раз ему смешно, убивать он меня не будет?

Хочу закрыть двери, но он вставляет носок своего начищенного до блеска ботинка.

— Люба, я бы хотел извиниться за своего сына. Возможно я бы смог чем – то вам помочь? Как — то сгладить ситуацию.

— Сгладить? Вы шутите так? Каким образом? Оплатите операцию по восстановлению девственности? Вернете мне самоуважение? Может быть посадите вашего сына в тюрьму?

— В полицию ты не пошла сама, — напоминает он, жестко обрубая мою истерику. – В данном конкретном случае ты не стала на него заявлять, а у него я так понял есть доказательства, что все было обоюдно.

— Тогда чего вы тут забыли?!

— Я всего лишь хочу помочь…

— Но как?!

— Ты недавно взяла довольно большой кредит на учебу. Потянешь ли ты его?

Смех рвется из груди. Вместо него селится отчаянье.

— То есть, вы хотите откупиться…

— Помочь.

Господи, как же это заманчиво. Одним щелчком решить все проблемы, зарабатывать, чтобы помогать родителям, а не покрывать кредит. Потом еще гордится, что полчаса со мной в постели стоят как четыре года обучения в престижном вузе Москвы. Но я больше никогда, никогда не смогу себя уважать, гордо идти по жизни… Буду все время бояться, что кто – то узнает, что кто – то ткнет пальцем.

— Нет, вы хотите, чтобы я не только чувствовала себя шлюхой, я ею стала? Увольте. Спасибо за сочувствие, дальше я как-нибудь сама.

Хлопаю перед носом миллиардера дверью, впервые за день чувствуя удовлетворение. Я справилась, я отвергла выгодное предложение, справилась с соблазном… Я не стану опускаться до их уровня, я просто никогда больше не хочу иметь ничего общего с семьей Распутиных.