3. Глава 3

Дан

     То, что попал, понимаю сразу, зависая на бабочке, пытающейся взлететь с копчика. И чего ей неймётся? Такой красивый копчик, переходящий в упругую задницу. Поднимая за шкирку, оцениваю не только копчик. Маленькая, хрупкая по сравнению со мной малышка. Вся такая светлая, нежная, невинная, и, если бы не грудь между вторым и третьим, обтянутая белой майкой, и округлая задница, нереально смотрящаяся в комплекте с тонкой талией, подумал бы, что этой пигалице лет шестнадцать. Отпустил бы, несмотря на желание пройтись языком по крылышкам, поставить раком и трахать, глядя, как бабочка старается улететь, только, мудак, в глаза глянул, чистые, безоблачные, как июльское небо, и понял, не отпущу, сейчас данные по ней получу, и не отпущу.

- Карп, сука. По-хорошему прошу, - нависаю над ним, перегнувшись через его убогий стол, заляпанный жиром и кружками от чая. – Мне только одним глазком в заявление заглянуть.

- Не положено, - хорохорится Карпов, а сам косится на стопку бумаг, составляющую один общий бардак на его рабочем месте. 

    Выхватываю верхний листок, шлёпая одновременно по руке Карпа, тянущего прикрыть своё богатство, и быстро сканирую информацию. Крапивина Мария Владимировна, проживающая в северной столице, двадцать один год, а не скажешь. Копирую в голове адрес прописки, благо, фотографическая память, параллельно знакомлюсь с причиной её появления в этом гадюшнике.

    Когда-то я сам начинал в этой клоаке, мотивируя приход в полицию долгом перед родиной, чувством справедливости, и ещё кучей патриотических взглядов. Через год патриотические взгляды сползли, как грязь во время дождя. Деньги, связи, нежелание сдвинуть задницу. Думал, привыкну, буду как все, сидеть на жопе ровно, выезжая на место преступления и вешая висяки на бомжей. Не смог. Не привык. Через четыре года уволился, уйдя на вольные хлеба. За это меня здесь не любят. Взбрыкнул. Пошёл против системы. Докапываюсь до самого дна в поиске виноватых. Вот и сейчас смотрю на заявление, и понимаю, что зря девочка пришла. Пальцем никто не пошевелит.

- Справку ей выписал? – бросаю обратно бесполезно измаранный чернилами листок.

- Собирался, - Карп лениво зашевелился на стуле. Сука! Даже этой мелочью не озаботился! Знает ведь, что любой мент при проверке документов в обезьянник потащит до выяснения личности! А что в отделениях делается по ночам, Дан не понаслышке знает.

    Карпов заполняет бланк, нервно скрепя ручкой по поверхности, а я гадаю, ждёт или нет. Если ждёт, значит точно не отпущу. Выйдя из затхлого пространства, делаю глоток раскалённого воздуха и довольно растягиваюсь в улыбке. Ждёт малышка. Сидит на скамеечке и ждёт. Хорошая девочка, послушная.

- Скучаешь? – тупой вопрос, тупой подкат, и чувствую себя тупым рядом с ней, и яйца в штанах тупо ноют.

    Дальше всё по привычной накатанной: обед, приглашение на свидание, трёхдневное знакомство и перевод в более тесные отношения. И ведь идёт, дурочка моя, знает, что не вырвется после из моих лап, и идёт. А меня трясёт аж всего. Член колом стоит третьи сутки, мысли все о ней и её татуировке. И сделала её на таком заманчивом месте, что хочется облизнуть, пробраться языком ниже. Блядь! Грёбаный лифт, еле ползущий по своим шарнирам! Пальцы колет от бездействия, и в штанах зуд от бесполезного трения о ширинку.

   Дверь, коридор и снос башки. Не даю опомниться, стягивая топ и короткую юбку, разворачивая спиной и касаясь дрожащими пальцами к крыльям.

- Я мечтал об этом с того дня, как увидел тебя на четвереньках, - обрисовываю контур, повторяя движения пальцев губами. И это уже не подкат, это реальный голод и жажда присвоить.