Девочка отрицательно повертела головой из стороны в сторону.

– Вот. А ты что делаешь? Ну, неужели нельзя поиграть тихо, спокойно? Почему обязательно нужно ссориться, спорить, отнимать у другого? А дальше что будет?

Девочка смотрела на папу.

– Молчишь, вот то-то и оно что молчишь. Ну и что мне теперь с тобой делать? Мы с мамой стараемся, уроки с тобой делаем, за город выезжаем, наряды покупаем, игрушки разные. И вот благодарность – поведение из рук вон.

Он потряс, в подтверждение своих слов, безголовой куклой, зажатой в правой руке.

– Ну и как мне тебя наказывать? А ты как думала? Провинилась – отвечай.

Из глаз девочки неспешно покатились слезы.

– И не надо плакать, не надо, не разжалобишь.

– Алексей, перестань издеваться над ребенком – не выдержала мать.

– Спокойно – отстранил тот ее ладонью. – Ладно – сдался отец – пока свободна, но учти, над наказанием я еще подумаю.


Отец встал, оставив куклу инвалида в кресле, и пошел к хозяевам. Девочка ринулась, утирая своими маленькими ручонками слезы, к матери, обхватила ее, прижалась лицом к животу и прерывисто зарыдала. Мать начала гладить ее по голове и шептать что-то успокаивающее.

Отец же преспокойно вернулся к хозяевам и вольно расположился в глубоком кресле. «Ох» – он развел руки в стороны и блаженно улыбнулся. Это был вид человека сделавшего что-то важное и доброе. Сцена позади больше его не интересовала.

– Нет, все-таки, что не говори, а воспитание детей – штука непростая – махнул он указательным пальцем в знак весомости произнесенного утверждения и взялся за чашечку недопитого кофе.

– Я помню, в детстве папка и ремнем бывало меня бил. «Ум-м» – издал он звук признательности кофейному вкусу.

Поставил чашку на журнальный столик и глупо улыбнулся. Растеряно посмотрел на хозяев и взглядом задал немой вопрос, мол: что это вы так на меня смотрите? Лица их были как каменные. Не то, чтобы они смотрели на него с осуждением или презрением, но было в них что-то такое. Что, пожалуй, трудно выразить словами, и вместе с тем становиться понятно, стоит лишь взглянуть. Какое-то несогласие и одновременная неловкость, мешающие дальнейшему плавному течению беседы. Прошло некоторое время, и Алексей обратился непонимающим голосом:

– Что, что-то не так?

В ответ ему было молчание. Хозяева начали отводить глаза в стороны, как-то замялись.

И вообще, дальнейшие посиделки прошли скомкано в тягостном ожидании конца. Расходились, согласно правилам приличия, в нейтральном настроении. Дверь за гостями закрылась.

– Бедная девочка – сказал вслед хозяин дома.


Прошло несколько лет. Клавдия гуляла по парку. Осенние листья бурых и желтых оттенков, покрытые хрупкой изморозью разлетались под ногами. Она шла неторопливо, одетая в длинное узкое черное пальто. На голове ее был вязаный, темный берет. Она наклоняла голову и часто смотрела вниз, как будто о чем-то задумывалась. Время от времени на губах ее появлялась загадочная улыбка. Солнышко иной раз проскакивало через пасмурное осеннее небо и озаряло улыбающееся лицо нашей героини и, казалось, что девушка способна вызывать его своей улыбкой. Хотя, возможно солнце само было причиной веселости губ.

В парке было пустынно. Ветерок и достаточно сильная прохлада не вызывали желания у людей прогуливаться на воздухе. Клавдию это не смущало. Сегодня ей хотелось одиночества. Она плавно шагала, подчиняясь ритму неслышимой музыки, под которую танцует осенняя листва. Она была вместе со своими мыслями. Деревья, окружавшие ее, качали своими ветками в такт этой музыки и тем самым сопровождали нашу героиню. Настроение было сказочным.