Безропотно выслушав гневную отповедь Гестора, уединившись с Реми в углу гримёрки, Анита объявила напарнику, что уходит со сцены.

– Весь мой талант утрачен, – говорила она, глотая слёзы. – Я никогда не смогу больше играть, я разучилась! Я весь вечер пыталась войти в образ Джульетты, и чувствовала, что никакого отношения к ней не имею! Никакого! Понимаешь?

– С любым актёром такое порой случается, – сказал Реми.

– Нет, нет, ты себе такого никогда не позволяешь! Со мною что-то происходит не то. Я уйду, я не хочу больше позориться!

Реми не стал разубеждать её, а понуро замолчал. Она ни словом не обмолвилась об Андроге, но напарник отлично понимал, в чём дело. Оставшись наедине, они не говорили ни об их расстроенной помолвке, ни о произошедшем давеча в спальне Аниты, ни о своих чувствах друг к другу – Реми было слишком больно заводить такой разговор, а Анита просто не знала, что сказать. Но ведь они были не только женихом и невестой, они были товарищами по сцене, и товарищество это не было подвержено влиянию измен, чувств, посторонних…

Следующим же вечером, когда спектакля не было, Реми удрал с репетиции и отправился к Андрогу.

«Надо уехать отсюда, – думала Анита. – Отправлюсь туда, где меня никто не знает. Где нету ни Реми, ни Гестора, ни госпожи Ави; где никому не известно о моём унижении…»

Через окно в комнату лился яркий солнечный свет, и актриса была настроена весьма решительно.

«Уеду и навсегда забуду… – она представила обнимающего её Андрога, сердце закололо, и она тут же прогнала проклятое видение. – Деньги. Деньги… Ну, в конце концов, поеду к родителям, возьму у них денег. О, нет, нет, у них ничего просить нельзя!»

Она подошла к комодику, вытащила шкатулочку и стала подсчитывать наличные. Их было не слишком много, но на билет до Фрилэнда должно было хватить, и на гостиницу – хотя бы на неделю, а дальше будет видно.

Она взяла перо, бумагу и стала писать Реми прощальное письмо:

«Я уезжаю. Больше не могу жить в городе, где мне стыдно смотреть в глаза всем, и, в первую очередь, тебе. Реми, милый, прости. Всё случилось так внезапно… Мне надо побыть наедине с собой, и начать всё сначала. Не ищи меня…»

И тут раздался стук в окошко. Анита подняла голову от письма. За стеклом, на фоне свежей зелени яблоньки улыбался длинноносый, веснушчатый виновник её переживаний.

Она ощутила прилив счастья и неимоверного облегчения. И тут же возникло законное желание поставить этого негодяя на место. Напрасно он решил, что как только свистнет, она, как собачонка, побежит к нему!

Пока Андрог дошёл до комнаты, Анита успела разорвать и выбросить письмо, поправить перед зеркалом прическу и усесться на стуле – ровненько, выпрямив спинку, изящно и грациозно. На ней было чудесное синее платьице с расклешённой юбкой и кружевным лифом. Она была воплощенное целомудрие и аристократичность.

Андрог был в той же рубахе и штанах, что и две недели назад, в том же жилете и тех же грязных башмаках. Он вошёл в комнату непринуждённо, словно принц, присел на кровать и осмотрелся.

– Привет, – сказал он, как ни в чём не бывало. – Как поживаешь?

– Привет, – светским тоном откликнулась Анита. – Я поживаю превосходно. А у тебя как дела? Может быть, ты хочешь чаю?

– Нет, чаю не хочу. Дела у меня отлично! Две недели пахал как вол, теперь вот уволен. Ищу работу. У тебя не найдётся работёнки?

– У меня? – Анита улыбнулась. – А что ты умеешь делать?

– Могу быть носильщиком, – сказал Андрог, подошёл к ней и просунул одну руку ей за спину, другую – под сдвинутые коленки, желая отнести девушку на кровать.

– Эй, ты, – сказала Анита, стараясь быть грозной, но в глубине души начиная сомневаться, что выдержит свою роль, – убери-ка, пожалуйста, свои руки!