Сами же местные жители награждены Господом упрямством невообразимым, которое часто приводит к ненужной жестокости как со стороны их собственных князей, так и со стороны нашей армии.
Прошлым летом возле Звен-города отряд Абдаллаха забил насмерть жителей целого села, принадлежащего к имению джучидского князя Ходжи-бека: все они отказались платить ясак. Когда баскаки стали ходить по домам, то нашли дома, стойла и овины пустыми: жители, узнав о приближении сборщиков налогов, укрыли своё имущество и скот где-то в потаённом месте… Ко всем требованиям и увещеваниям сельчане остались глухи, и тогда Абдаллах разгневался, и приказал бить всех мужчин батогами, пока они не отдадут положенную меру серебра. Били их долго, да так и забили всех до одного.
После этого взяли их жен и дочерей, которых отыскали в соседнем лесу, и отправили с караваном в Азак, чтобы продать на невольничьем рынке и передать выручку в казну.
И этот случай не был единичным. Такое случается каждый год. Вот и теперь, на прошлой неделе, произошло то же самое. Я как раз писал еженедельное донесение в Сарай, которое должно было быть отправлено вместе с сумой собранного серебра, когда в мой шатёр вошел лучник Тенгиз и сказал, что Абдаллах требует моего присутствия. Я сразу понял, что что-то случилось, так как одной из моих обязанностей было описывать обстоятельства наказаний и казней.
Так и вышло. Оказалось, что жители трёх домов отказались платить ясак, объяснив, что они не смогли выменять нужное количество серебра, что их скот болел, а поля не уродили. Они пообещали отдать всё сполна на будущий год. Но когда баскаки посмотрели прошлогодние сказки, оказалось, что и год назад было точно так же, и один раз отсрочка уже была дана. Две отсрочки подряд давать было нельзя, за такое баскаков ждало бы жестокое наказание.
Тогда одного из хозяев привязали вниз головой к колодезному журавлю, и начали макать его в колодец, каждый раз предлагая ему заплатить налог. Через некоторое время несчастный попросил освободить его, и пообещал расплатиться сполна. Но отвязать его не успели: под весом тела разогнулось железное кольцо, и слега с привязанным человеком упала в колодец. Один из его сыновей сразу же полез следом, зацепил слегу верёвкой, но, когда отца вытащили из колодца, он уже захлебнулся.
Увидев это, второй сын утопленника обезумел, схватил топор и кинулся на ближайшего воина, и непременно зарубил бы его, если бы другой воин не сразил нападавшего копьём… После этого пришлось казнить всех остальных родственников бунтовщика по мужской линии, в соответствии с ханским предписанием.
Когда это было сделано, мы прошли в соседний дом, совершенно нищего вида. В доме оказалась одна лишь древняя старуха, которая начала что-то выкрикивать низким, надтреснутым голосом. Я приказал толмачу перевести мне её речь, но он не смог, сказав лишь, что не знает этого языка. Старуха между тем достала откуда-то дымящийся пучок сухой травы, и принялась им размахивать, так, чтобы вонючий дым шел на нас. Воин, стоявший к старухе ближе всего, закашлялся, выхватил из ножен саблю, и ударил её саблей плашмя по лицу. Старуха пошатнулась, выронила дымящийся пук, и попыталась ухватиться за стол, но только смахнула с него закопчённую глиняную чашку, и рухнула на пол. Чашка упала со стола и разбилась, а находившаяся в ней жидкость забрызгала всё вокруг, и вдруг вспыхнула, попав на тлеющую траву. Голубое пламя взвилось чуть не до потолка, охватив и копошащуюся на полу старуху, и воина с обнаженной саблей в руке, и одного из баскаков, старуха страшно закричала, и ноги сами понесли меня к выходу… Толмач выскочил следом.