Юный добрался до спуска перед Вольноаульским мостом. Здесь он с удовольствием отпустил педали и дал ногам отдохнуть. Он, как в детстве, положил их на руль и покатился вниз. Это была опасная езда, но раньше он сто раз проделывал этот трюк, неужели сейчас с ним должно что-то случиться? Ничего не случилось, он нормально скатился вниз. Вниз у него все получалось. Только глаза слезились от встречного ветра. Скоро он добрался до единственной дороги, которая вела в Дубки. Еще немного и будет поворот в лечебницу. Все шло хорошо, только солнце припекало макушку и слепило глаза. Юный свернул в поворот, который вел к массивным железным воротам. Сейчас они были открыты. Скоро Юный увидит своего приятеля. Он представил себе этот момент и улыбнулся. В тот же миг что-то сильно ударило его по голове, Юный почувствовал, что падает и вслед за этим потерял сознание…

Он очнулся через несколько секунд, лежа на асфальте. Рядом валялся велосипед. Юный медленно поднялся, ощупывая себя со всех сторон. Странно, на нем не было даже царапины. Что это было? Ведь что-то ударило его по голове? Он ощупал голову. Все в порядке, никаких шишек, ничего не болит. Юный огляделся и увидел в трех шагах от себя какой-то предмет оранжевого цвета. Подошел и взял его в руки. Это был обычный апельсин, крепкий и пахучий. Вот что его ударило! Но откуда он здесь взялся? Это же не Африка! Вокруг не было никаких апельсиновых деревьев. Но, самое главное, некому было и кинуть этот самый апельсин. Вокруг ни души! Тогда откуда он здесь взялся? Неужели с неба свалился? Юный задрал голову вверх. Небо чистое, ни облачка. Странно… Юный подкинул несколько раз этот апельсин в руке. Он даже обрадовался, что придет к Рыбису не с пустыми руками. Потом подошел к велосипеду, поставил его на колеса.

– Первый раз вижу, что человек падает с велосипеда и не получает при этом ни царапины! – высказал он вслух. Затем, не спеша, влез на седло и медленно покатил дальше.

***

Он ожидал, что его не пустят и уже нахохлился, чтобы поругаться с пожилой медсестрой, но та почему-то не стала возражать и даже проводила на второй этаж, прямо к палате Рыбиса. Юный тихонько открыл дверь и вошел.

Рыбис лежал в палате один, в старй пижаме, безучастно уставившись в потолок. При появлении друга бесцветная физиономия его немного расцвела.

– Юный! Как хорошо, что ты пришел! – и голос его звучал уныло, не то что раньше.

– Аааа! Вот ты где зашхерился! А я тебя нашел! Ты чо, внатуре, заболел?

– Хуже, Юный, хуже. Я… я умираю.

– Чо ты гонишь! – вскричал Юный. – Колес, наверное, наглотался, а теперь пургу всякую метешь!

– Нет, – вяло возразил Рыбис.

– Чо нет? Я знаю, тут паркопан выдают и седуксен. Это же колеса, от них крыша едет. Ты чо, паркопана наглотался?

– Ничего я не наглотался. Мне и глотать вообще трудно. Я и хавать ничего не могу. Видишь, какой худой стал. Что ни поем, все обратно идет.

– Да ладно, это пройдет, – успокаивал его Юный, – Помнишь, когда я водкой траванулся, тоже две недели хавать не мог. Это потому что водка левая была.

– Дело не в водке, Юный. Позавчера тут один хирург приходил… осматривал меня. И там стучал и здесь стучал, и двумя пальцами меня в живот ширял, а потом еще и в рот заглядывал.

– Ну и чо?

– А потом диагноз на двух листах написал. Моя биография короче, чем мой диагноз.

– И чо он сказал?

– В том-то и дело, что ничего не сказал. А я знаю.

– Чо ты знаешь?

– Я уже тебе сказал.

– Опять ты гонишь! Чо за дела? Я сюда зачем пришел? Мне там скучно одному на углу, понимаешь? А ты тут лежишь и моросишь… Ты, а может, я за бутылкой сгоняю? Я резко найду, я ж на велосипеде! Мне Пала дал.