Больной с трудом встал, опираясь на тумбочку.

– Подожди, Рыбис, сейчас у тебя кое-что будет. Я же совсем забыл. Вот тебе!

Юный вытащил из кармана апельсин и протянул Рыбису. Тот вытаращил глаза на апельсин, будто видел первый раз в жизни.

– Это… апельсин?

– Ну да. А что же еще?

– И это ты мне? Но откуда ты узнал?

– А чо я узнал, в натуре? На, бери! Хавай.

Рыбис осторожно взял апельсин. Поднес ко рту, понюхал. Затем отодвинул, немного потискиая в руке.

– Он крепкий.

– Да, в натуре, – Юный почесал голову.

– Я никогда не ел апельсин, – как-то отстранённо произнес Рыбис.

– Да ладно! – не поверил Юный.

– Никогда…

– Ну вот, сейчас и попробуешь. Хочешь, я тебе его расковыряю?

Юный протянул руку, но Рыбис от него отодвинулся:

– Нет. Он мой! Это мой апельсин.

– Как хочешь, – пожал плечами Юный, отходя к окну.

Там он заложил руки за спину и стал разглядывать весенний пейзаж сквозь стекло.

В молчании прошла минута. Потом Рыбис окликнул друга:

– Юный!

– Чо?

– Обещай мне, что сделаешь одну вещь.

– Ну, обещаю, а чо? – Юный уселся на подоконник, болтая ногами.

– Обещай, что никому меня не отдашь и похоронишь сам.

– Ты, у тебя, чо, внутри магнитофон? Сколько можно об этом базарить?

– Обещай мне, Юный…

Рыбис не договорил. Он, вдруг, пошатнулся и упал. Юный соскочил с подоконника и, испугавшись, хрипло выкрикнул:

– Эй, помогите!

– Тихо. Не зови никого, – прошептал Рыбис. – Не зови, а то меня увезут.

Юный не знал, что делать, растерянно оглядывая комнату.

– Положи меня на кровать, – подсказал Рыбис.

Юный взял друга на руки и осторожно поместил на кровать. Он заметил, что даже падая, Рыбис не выпустил апельсина, прижимал к груди слабой рукой.

– Ты не ударился?

– Ерунда, – простонал Рыбис.

Юному или показалось, или, действительно, лицо Рыбиса стало зеленым. Только теперь до него дошло, что дело, действительно, серьезное. Он взял друга за руку. Рука эта была какая-то неприятно холодная.

– Я тебе скажу одну вещь, Юный… Когда умер мой пахан, меня привели в морг, чтобы опознать тело… Мне было страшно в морге, понимаешь? Я потерял там сознание и упал. Потом, на похоронах, меня подвели к гробу. Я и там упал. С тех пор я боюсь моргов и гробов. Не оставляй меня здесь, Юный. Я не хочу здесь умирать!

Он так просил, так смотрел Юному в глаза, что тот не смог выдержать, отвернулся.

– Если я умру здесь, меня обязательно увезут в морг. Понимаешь? Потом в гроб положат. А я не могу в гробу лежать… Увези меня отсюда, Юный!

– Куда я тебя увезу, Рыбис? Куда? Ведь некуда же! – кусал губы Юный.

– Все равно куда. Но побыстрее. Времени мало осталось.

– Нас могут не выпустить, – засомневался Юный.

– Все равно, пошли! – требовал Рыбис. – Только медленно, я быстро идти не смогу.

– Тогда держись, – Юный наклонил плечо.

И они потихоньку стали выходить из палаты. При этом Рыбис одной рукой цеплялся за Юного, а другой прижимал к груди апельсин. Рыбис едва волочил худые ноги в больничных тапочках, однако у него еще доставало сил, чтобы жаловаться на свою уже почти прошедшую жизнь.

– Я всегда ел не то, что хотел, Юный. Не то, что хотел. А разве я хуже других? Или что?

– Или что! – подтвердил Юный.

– Вот этими всякими консервами и загубил себе здоровье. Как мне хотелось иногда домашнего борща и котлет! Домашних котлет, не тех, что в магазине продаются. Иной раз так в желудке заноет, что не знаешь куда деваться… В такие дни я ходил на Чайковского, знаешь, там двухэтажные дома около детского сада? Проходишь мимо них по тротуару, а из какого-нибудь окна обязательно пахнет борщом…

– И котлетами… – добавил Юный.

– Да, и котлетами… Станешь там под окном и все нюхаешь. Нюхаешь… Но иногда мне так и хотелось крикнуть в это окно: – Послушайте, дайте мне немного вашего борща! Ну, хоть попробовать!