Осторожно, чтобы не разбудить деда, Потапов снял со стола чемоданчик и взял маленький, первый попавшийся под руку кругляш. После чего тихо выскользнул из квартиры…

Через полчаса он торопливо шел по измайловской барахолке, напряженно выискивая кого-то в длинной шеренге лоточников. Перед одним из лотков, с немецкими касками, крестами и посмертными медальонами, он остановился, судорожно сжал в кармане монетку и решительно шагнул вперед:

– Здорово, гробила! Давно не виделись.

* * *

Предложение стать «гробилой», полученное Соломатиным несколько лет назад, не сильно его удивило.

После Афганистана его вообще мало что удивляло. Все удивления, переживания, сомнения и надежды навсегда остались там, «за речкой». Как и многое другое и многие другие.

Не подвергая себя мучительным раздумьям, он лишь уточнил, что от него конкретно требуется и сколько его услуги будут стоить.

Перспектива ковыряться в земле его не смущала. В Афгане ковырялся задаром, да еще рискуя жизнью, а здесь та же самая работа, только за хорошие деньги. Которые, к тому же, ох как не помешают выброшенному на помойку жизни офицеру. Да и работа, если честно, не особо пыльная. Ни мин тебе, ни снарядов, ни бомб, ни прочего железа и пластика, имеющего свойство взрываться. Есть, правда, своя специфика, но человек ко всему привыкает быстро.

«Гробилы» были всегда. На протяжении тысячелетий они охотились за всем тем, что человечество либо потеряло, либо сознательно спрятало. Они разграбили древнеегипетские пирамиды, выпотрошили скифские курганы и добрались до погребенного под многокилометровой толщей воды «Титаника». Их не останавливало и не остановит никто и ничто. Ведь золотая цепочка из скифского кургана и вилка с «Титаника» ценятся одинаково высоко. На любом аукционе люди готовы платить огромные деньги именно за вилку с «Титаника» и именно за цепочку из скифского кургана. А раз есть спрос, то всегда будет и предложение. Поэтому всегда были и будут «гробилы», этот самый спрос удовлетворяющие.

Представителем такой вот славной профессии и стал Соломатин.

Правда, он, вместе со своей группой, не потрошил древнеегипетские пирамиды и не нырял к затонувшим испанским галеонам – все было гораздо проще: они, в основном, прочесывали места боев, старые заброшенные кладбища, развалины монастырей и прочие заброшенные и Богом забытые места. Их целью были военные награды, драгоценности и оружие.

Много чего повидал Соломатин. И не раз и не два было ему противно и муторно, особенно когда приходилось выкапывать полуистлевшие солдатские останки и срывать с рассыпающихся костей смертные медальоны. Последней сволочью ощущал он себя, доползая до увязшего посреди болота «фокке-вульфа», где радостно ощерившийся скелет в летном шлеме и с железным крестом продолжал сжимать штурвал. Матерясь в душе, а чаще вслух, поддевал он воровской фомкой ржавые люки танков, бронетранспортеров и самоходок, и зажимая нос от застарелого смрада разложения, обшаривал то, что полвека назад было солдатами. Не менее гнусно чувствовал он себя раскапывая старые – престарые не могилы даже, а чуть заметные холмики, на которые, радостно попискивая, указывал миноискатель.

Чуть позже выяснилось, что быть «гробилой» не так уж и безопасно.

Однажды их немногочисленный отряд обстреляли из автоматов, из самых настоящих «калашей», трескотню которых Соломатин начал уже подзабывать. Один раз, на густо заросшей лесной дороге, ведущей к заброшенному монастырю, он наткнулся на неумело поставленную противопехотную мину, а чуть дальше, перед самым монастырем, нашел несколько довольно грамотно установленных растяжек. Разбросанные по монастырскому кладбищу черепа и кости говорили о том, что совсем недавно здесь поработали коллеги—конкуренты. А как-то раз, прямо посреди дремучего леса, километрах в пятидесяти от Пскова, они столкнулись с точно такой же группой. Нервно полязгав затворами моментально извлеченного оружия, две группы поспешили разойтись каждая своей дорогой.