. Идиот!
АДВОКАТ (в адрес прокурора). От идиота слышу!
Судья бьетцеремониальным молотком по специальной подставке, демонстрируя недовольство и прекращая препирательства.
СУДЬЯ. Господин адвокат, сторона обвинения привела весомые аргументы, изобличающие преступные деяния Рогожина. Они находят подтверждение в материалах дела. Что вы можете сказать нам по существу, без вашего «протестую»?
АДВОКАТ. Да, формально мой подзащитный зарезал гражданку Барашкову. Но, как я уже говорил, для любого непредвзятого наблюдателя очевидно, что Рогожин совершил преступление либо в состоянии патологического аффекта, либо в невменяемом состоянии. Человек страдал воспалением мозга! Об этом сказано в материалах дела, цитирую: «Рогожин выдержал два месяца воспаления в мозгу». Человек чуть не умер и ничего не соображал! Вот послушайте: «Вдруг Рогожин громко и отрывисто закричал и захохотал, как бы забыв, что надо говорить шепотом». Это, между прочим, свидетельство первоисточника.
Теперь насчет Мышкина… В сцене так называемого покушения Рогожина на Мышкина – много белях пятен. Достоверно известно одно: Рогожин Мышкина не убил. Аргументы господина прокурора относительно ночевки возле трупа Барашковой – свидетельство не вины, но болезненного безумия Рогожина. Если Рогожин – нормальный хладнокровный убийца, то почему он не спрятал труп, зачем поехал искать Мышкина, зачем постелил им вдвоем возле трупа Барашковой? Разве нормальный человек способен на такое? И если вы нормальный человек, то ответите на этот вопрос однозначно – никоим образом!
И потом… Знаете, обвинять Рогожина в том, что тот о чем-то думает и что-то задумал – нелепо! Мой подзащитный и в нормальном-то состоянии – человек импульсивного действия. Все его поступки – непредумышленные. Он в сердцах говорит Мышкину: «Да разве я думаю!». И вот это признание есть чистая правда! В объяснении Рогожина с Барашковой – после избиения последней – подзащитный также выдает свою неспособность к устойчивой форме мысли и действия: «Не знаю, говорю, может, и думаю так». Может – так, а может – не так…
ПРОКУРОР. Странно, что господин адвокат начисто отказывает подсудимому в способности к обдумыванию своих поступков. Тем более, что обдумывание Рогожиным собственных действий – налицо. Задокументированное обдумывание!
Сначала нож приобрел – садовый, который, однако, при себе оставил и страницы им режет в книге. Затем на вокзале Мышкина «встретил». После говорит с ним и смотрит на него так, будто настраивается… И сам же себе преграды творит, которые его и выдают: крестами меняется, благословение матери для Мышкина испрашивает… чтобы оградить себя от убийства, чтобы сделать замысел свой бесконечно злодейским и остановиться… Потом не может Мышкина обнять, а потом обнимает, будто в объятьях задушить собирается… И уступает ему на словах Барашкову. И все вынашивает убийство, и все гонит мысль об убийстве от себя. И говорит, что за часы не зарежу, намекая на крестьянина, зарезавшего доброго своего знакомого за серебряные часы. А потом, как тот самый крестьянин, с молитвой на устах (!), названного брата своего – Мышкина – зарезать и собирается: только не за часы – за Настасью Филипповну. Ибо только через Мышкина не льнет она к Рогожину, как думает подсудимый. Ибо в Мышкина влюблена, да только не хочет губить его и мечется безнадежно… Нет, здесь – стратегия! Буйная, окаянная, но стратегия.
АДВОКАТ. Стратегия! Нет, вы слышали, – стратегия! Стыдно, господин прокурор! Вы намеренно искажаете факты в виду предвзятого отношения к гражданину Рогожину… Возьмите хотя бы главу одиннадцатую части четвертой материалов дела. Кто к кому пришел?! Мышкин к Рогожину или Рогожин к Мышкину? Помните, Барашкова упорхнула из-под венца, а Мышкин сам уехал из Павловска, с дачи, в Петербург и принялся искать свою так называемую возлюбленную. Прыгал по всему городу, сломя голову. А Рогожин прятался от него и совсем не хотел его видеть и ни к чему не принуждал.