Я говорю себе, что именно в такие моменты – в совершенно незначительные мгновения, в этих легких улыбках, беглых взглядах, жестах, полусловах, молчаниях… в таких деталях, быть может ничтожных, и проявляется любовь.

Сейчас ее очаровательное личико озарено шаловливой полуулыбкой, едва заметной, она подсказывает мне с недовольной и капризной гримаской:

– Если случайно нападем на округлый трельяж в стиле барокко, покупаем его. О’кей? Всегда о таком мечтала! И к нему табуреточку, – весело уточняет она. – Получится идеальный будуар для нашей спальни, а? А ты сможешь подновить, составив настоящий план работ по натуральной древесине, и подкрасить остальное патиной «Черная луна», которую выбрал для прикроватных столиков. Неплохое сочетание, да?

Охотно это признаю, нарочито подчеркивая дипломатичность моего ответа:

– Твои желания – закон, радость моя. А еще – стальную кастрюльку для каштанов и обязательно с дырочками, хорошо? Одну – чтобы печь на углях в камине.

Как устоять перед Мелисандой, когда у нее на лице едва уловимая тень одной из таких соблазнительных улыбок! Они так и сияют в блеске летнего солнца. Подозреваю, что она нарочно пользуется ими, приберегая для тех случаев, когда ей захочется меня покорить.

Я откладываю часы и обнимаю Мэл за талию. Она же, ликующая, бросает взгляд на картину, небрежно прислоненную к вольтеровскому креслу за старой швейной машинкой «Зингер» – ее серо-зеленый каркас из кованого железа.

– Гийом! Ты видел? – восклицает она. – Я знаю, где это! Я там была!

С ума сойти!

Слежу за ее восхищенным взглядом – он направлен на роскошное шелковое платье. Его примеряет молодая женщина.

– А платье с китайским воротничком. Какое оно необычное, такого анисового цвета! – Она в восторге ахает. – Вау. Да оно великолепно! – очарованно бросает она, требуя моего одобрения.

Мне знакомо это место…

Я хватаю необычную рамку, покрытую темной экзотической эссенцией. Чувствую, как подбородок Мелисанды прижимается к моему плечу.

Внезапно я ощущаю, как она напряглась.

– Смотри-ка, – восклицает она, уставив указательный палец прямо в героев картины и тщательно соблюдая аккуратность, чтобы не дотронуться до полотна. – Как будто это мы! Мы, в старости, – уточняет она, всматриваясь в них еще внимательнее. Ее глаза блестят. – Безумие какое-то!

Я приклеиваюсь к картине. И правда, не поспоришь – сходство изумительное.

И это при том, что ноги моей никогда не бывало в Азии!

Мэл просвещает меня: эта улица находится в Китае, точнее – в центре сказочного городка под названием Яншо, на берегах реки Ли.

Она признается мне, что, изучая язык, побывала там и беззаветно влюбилась в эти места. Добавляет, что ей там было так хорошо, что она оставалась там вплоть до дня возвращения во Францию.

Я рассеянно слушаю, погрузившись в собственные мысли, пристально вглядываясь в место, где, как мне кажется, я тоже уже бывал, и в эту пожилую пару, в которой черта за чертой узнаю нашу точную копию.

Она же, блуждая взором по картине или уносясь мыслью далеко отсюда, продолжает говорить, что часами просто любовалась лодками и безмятежно пасущимися бычками: они, по шею в изумрудной воде, лакомились речными водорослями. Что время там кажется остановившимся. Рассказывает мне, что жители чудесной провинции Гуанси так благодарны корморанам за то, что те помогают ловить много рыбы, что, стоит этим черным птицам состариться так, что больше они не в силах сами доставать добычу, оставляют им обильную пищу. А потом вливают в птичьи глотки полные стаканы рисовой водки. И верные пернатые угасают во сне. Вот так…