Я ударила его по протянутым рукам, освободилась, отступила на шаг.

– Так просвети меня! Когда??

На мои крики оборачивались прохожие, но в тот момент мне было абсолютно на всех наплевать.

– Когда же?? Как??

– Я разве сказал, что хочу, чтобы все закончилось?

– Знаешь, а теперь я тебя просто ненавижу! И вообще… а иди-ка ты к черту, Никитин!

Я отошла еще на пару шагов. Глаза у него на миг сделались такими пронзительными и жгучими, будто сейчас он набросится на меня. Вокруг было полно людей, а мне вдруг сделалось страшно. По-настоящему страшно. Но вместо этого Кит резко отступил, одним движением застегнул молнию на куртке, накинул на голову капюшон, и лицо погрузилось в тень.

– И пойду. К черту. По крайней мере, там мне всегда рады.

Снежная буря, что началась в тот день с робких неуверенных снежинок, уже спустя пару часов разыгралась не на шутку, а как только я добралась домой, вошла в полную силу, продолжаясь несколько суток без перерывов.

Сильные порывы ветра нещадно терзали молоко рваного снежного покрывала, гоняли без устали вихревые потоки промеж неба и земли, горстями швыряли под ноги поземку, раздавали оплеухи прохожим, и ходить по улицам можно было, только согнувшись, внимательно глядя себе под ноги, в то же время стараясь не потерять из виду основные ориентиры, потому что видимость резко ухудшилась. Маленький городок неумолимо заметало снегом.

Как будто мало было бед: пронесшийся глубокой ночью ураган сметал все на своем пути, он вырывал деревья с корнями, играючи валил бетонные столбы. Оборванными оказались несколько линий электропередач, а на проезжей части образовались высокие снежные заносы. Мосты и дороги обледенели, нарушив транспортное сообщение, и любое передвижение теперь было ограничено капризами сил природы. Ультиматум был официально объявлен. К концу недели занятия в институте, вслед за школьными, отменили.

Все это я пропустила, потому что лежала в своей постели неподвижно под несколькими толстыми одеялами, в тепле и покое, надежно укутанная, обложенная грелками. Несколько дней температура била под сорок, меня колотило в ознобе, в горле пекло, а глаза слезились. Бабушка сбивалась с ног, не зная, за что хвататься, давая мне попеременно то жаропонижающее, то делая холодные компрессы, то заваривая сладкий горячий чай с малиной или душицей.

Я послушно выполняла все, что от меня требовалось. Тщательно обтирала пропотевшее тело влажными чистыми полотенцами, а потом снова ложилась в кровать, белье на которой успевала сменить бабушка, бессильно вытягивала руки поверх одеяла и часами равнодушно глядела в пустоту нахмуренного, мятущегося в агонии неба.

В душе моей бушевала похожая буря, и рвала она меня изнутри на части не хуже этой могучей природной стихии, но бабушке так никогда и не суждено было узнать, что эти несколько дней и ночей я заново собирала себя по кусочкам в некогда единую пеструю мозаику.

Но время шло, безразличие и апатия, поначалу овладевшие мной, постепенно начали отступать. Молодой крепкий организм сумел побороть хворь, поэтому, когда буря, растеряв былой задор, начала ослабевать, я уже потихоньку шла на поправку.

А занесенный город пробуждался, лениво ворочался с боку на бок, выбираясь из-под снега, точно сонный медведь из берлоги. На расчистку заносов и сугробов вышли несколько ударных бригад коммунальной техники, крыши со всей ответственностью освобождали от сосулек, дворники обеими руками взялись за черенки лопат, и жизнь вокруг понемногу начала возвращаться в прежнее русло. Вроде бы.

Успевшая благополучно позабыть все наши прежние обиды и недомолвки Лиза, соскучившись, была искренне рада моему возвращению. Как и остальные ребята. Однако за время моей болезни учебный процесс успел уйти вперед, и мне пришлось догонять.