Дина не прощала слабостей: ни себе, ни другим, и это было ее слабостью. Однако с ней рядом хотелось быть такой же честной перед собой и другими, такой же ответственной, и, по мнению Киры, Дина поднимала свое окружение на новый уровень. Кроме того, Дина любила Киру. За то, чего сама была лишена. За почти физически исходящее от нее тепло и уют. За то, что Кира всех принимала: и буквально (ее дом был открыт для гостей, даже без предупреждения, и у нее в холодильнике всегда была вкусная домашняя еда, а в навесном шкафчике – шоколадные конфеты и ароматный чай с бергамотом или чабрецом), и фигурально (она слушала, гладила по голове, не осуждала, вкусно пахла и давала надежду).

Дина не очень любила готовить, редко приглашала гостей в свой геометрический и минималистичный интерьер, да и вообще тяжело впускала новых людей в свое пространство. Ей было комфортно одной или в компании избранных друзей, которых можно было пересчитать на пальцах одной руки. И ей было хорошо с ее Максимом. Часто они молчали, каждый думал о своем или занимался чем-то своим, и это был ее мир.

– Ммм, – сейчас мы эту веганскую утку оприходуем в лучшем виде, – облизнулась Кира. – Сегодня с утра ничего не ела.

– Что же ты ничего даже не перехватила, – Дина всегда заботливо относилась к Кире.

– Разве я променяю свой чистый голод просто на набивание живота чем-либо. Наоборот, я люблю заострить голод и уже потом попробовать чего-нибудь особенного, типа вот этой утки в кокосово-арахисовом соусе. Звучит прекрасно. И они воздали должное утке-обманке, как ее нарекла Кира.

Никто не мог бы сказать, что Дина не любила Максима. Любила. И как любила. Самозабвенно, зачастую поступаясь своими интересами, ставя во главу угла его, Максима, дела. Однако она была интровертом, поэтому делалось это как-то камерно, не на публику, а посему не было так заметно, как это происходит в других парах.

Никаких тебе посланий на стенах в соцсетях вроде “Спасибо за то, что ты есть” (от этого Дину воротило), никаких поцелуев на публике и смахивания пылинок с рубашки, подчеркивающих право собственности. Просто надежный тыл. Тот, что немногие умеют по-настоящему ценить.

Максим как раз умел. Кто знает, может, они поэтому и сошлись. Сам Максим был человеком инфантильным, поэтому создаваемый Диной уют сразу привлек его. Не меркантильно привлек, просто как предоставляемая услуга, а скорее альтруистически привлек. Он чувствовал, что, заботясь о нем, Дина будто сама становилась счастливее, и ему нравилось делать ее счастливой, тем более таким приятным для него способом. Она не была звездой, он это знал. Она не жила жизнь с искрящимися энергией глазами, она не ела жизнь большой ложкой. Но она была настоящей, теплой, она сразу стала для него какой-то родной. Уже на первом свидании у них случился секс, через неделю она переехала от родителей к нему.

Ей тогда было двадцать лет, она училась в своем родном городе и жила с семьей, а он снимал крохотную однушку на краю города. Квартирка сразу превратилась из холостяцкой в уютную и обжитую. Появились атрибуты женщины в доме: прихватки, занавески, скатерти. Тарелки становились чистыми после еды, а не перед. Пепельница переместилась на балкон, а под неусыпным контролем Дины и вовсе превратилась в ненужный предмет, поскольку Максим как-то постепенно бросил курить. Через месяц после переезда он сделал ей предложение.

Она заботилась о нем, но и он заботился о ней. Относился к ней в какой-то степени как к ребенку, оберегал от невзгод этого жестокого мира. Но эта забота все равно была какой-то внешней, несколько наигранной. Обоим в паре было ясно, что истинное бремя заботы о паре лежит все-таки именно на Дине. Без нее и ее любви не было бы ничего. Даже его бы не было – так иногда казалось Максиму.