– Нам срочно нужно в ближайшую больницу, – отдаю я команду. – И где, блядь, стюардесса?! Сообщите пилоту, – приказываю я. – Он должен запросить посадку в любом, мать его, ближайшем аэропорту! – вспоминаю я все обрывки новостей, сериалов и книг, накопившиеся в моём мозгу за годы жизни.

Беру в пальцы тонкое запястье, которое кажется мне сейчас почти детским, и ничего не могу почувствовать. Нащупываю сонную артерию под острым подбородком и подушечкой пальцев ощущаю едва уловимый толчок. Ещё один. Но очень слабый.

– Она ещё жива, – смотрю я на Малака. – Ей надо скорее к настоящим врачам. Я ведь ничего не знаю, на самом деле, – признаюсь я ему.

И в следующую секунду он убегает из комнаты за стюардессой, пока я смотрю на это каменеющее на глазах лицо, словно невидимые дементоры высасывают из него жизнь, капля за каплей. Она всё ещё хрипит и вздрагивает, изо рта льётся слюна, которую я машинально стираю краешком покрывала. Но я буквально чувствую своей кожей, своим спинным мозгом, что передо мной – всего лишь пустая оболочка. В которой больше никто не живёт.

Я быстро окидываю взглядом обнажённое тело. Лощёное, холёное. Смотрю на кусочки кружевной чёрной ткани, едва прикрывающие её лобок и округлые глянцевые груди, и мне становится безумно грустно от того, что всё это было зря. Всё это дорогое бельё, пластические операции и дорога к славе. Потому что сейчас передо мной – простая смертная девушка, которой я ничем не могу помочь, и ощущение собственной беспомощности чёрным горьким ядом растекается в моей душе…

Ядом.

Моё бессознательное цепляется за это слово, как рыболовный крючок за кожу, не даёт мне просто стряхнуть его с себя. Царапает меня своей острой иголкой.