Голод стал постоянным спутником Алексея. Он урчал в животе, напоминая о его жалком существовании, о том, что он превратился в животное, одержимое лишь одним желанием – выжить.

В баланде плавали черви, а в хлебе, грубом, черством и липком, попадались камни, способные сломать зубы. Но выбирать не приходилось – это было единственное, что давало силы для работы, хоть какие-то калории, необходимые для того, чтобы хоть как-то функционировать.

– Эх, была не была,– бормотал себе под нос Алексей, ковыряясь в баланде ложкой, которую смастерил из куска дерева. – Черви – это белок. Тоже полезно.

– Повезло тебе, Алексей, – хрипло смеялся его сосед, старик Иван. – Мне сегодня одни опилки достались. Видать, совсем продукты украли, сволочи.

Нормы питания были настолько мизерными, что люди постоянно испытывали чувство голода. Они мечтали о куске хлеба, о ложке каши, о глотке горячего чая. Они делились друг с другом своими фантазиями о вкусной еде, вспоминая блюда, которые ели дома, рассказывая о пирогах, варенье, соленых огурчиках.

– А помните, как мама щи варила, – начинал кто-нибудь с тоской в голосе. – С мясом, с капустой, да со сметанкой…

– Эх, чего душу травить, – обрывал его другой. – Лучше бы помолчал. Все равно нам этого не видать.

В бараках царила атмосфера отчаяния и безнадежности. Люди теряли веру в будущее, становились апатичными и безразличными ко всему. Они жили одним днем, стараясь просто выжить, дотянуть до следующего утра, чтобы снова идти на работу и снова получать свою порцию баланды.

Алексей старался не поддаваться отчаянию. Он напоминал себе о Нине и Ирочке, о том, что он должен вернуться к ним живым. Он искал в себе силы, чтобы выстоять, чтобы не сломаться, чтобы не потерять человеческий облик.

Однажды, наблюдая за тем, как один молодой парень украдкой слизывает остатки баланды с миски, Алексей подошел к нему и тихо сказал:

– Не отчаивайся, парень. Все будет хорошо. Мы выживем.

Парень поднял на него заплаканные глаза.

– Я уже не верю, – прошептал он. – Я хочу домой.

– Вернешься, обязательно вернешься. Только не сдавайся. Надо держаться. Вместе мы выстоим.

Алексей понимал, что его слова звучат наивно и неубедительно. Но он знал, что нужно хоть как-то поддержать этого парня, дать ему хоть какую-то надежду. Потому что без надежды здесь не выжить.

Среди этой серой массы обреченных, истощенных и отчаявшихся душ, словно ростки среди камней, пробивались островки человечности. Были те, кто не сдавался, кто сохранял в себе искру добра и веры, несмотря на все ужасы лагерной жизни.

Они поддерживали друг друга, как могли, делились последним куском хлеба, разламывая его на крошечные кусочки, утешали в трудную минуту, находя нужные слова, чтобы хоть немного облегчить душевную боль.

Они рассказывали друг другу истории о своей прошлой жизни, о своих семьях, о своих мечтах, словно пытаясь вернуть себя в тот мир, где еще были любовь, радость и надежда.

– Я помню, как мы с женой ходили в театр, – рассказывал старый интеллигент, профессор Иван Петрович, поправляя свои очки. – Смотрели “Вишневый сад”. Ах, Чехов… Какая глубина, какая мудрость!

– А я, помню, как с детьми на рыбалку ездил, – вступал в разговор бывший крестьянин, Михаил. – Утром рано встанем, росы еще нет, а уже удочки закидываем. И такие караси ловились – на сковородку не помещались!

Они пели песни, тихие, задушевные, полные тоски и надежды. Они читали стихи, вспоминая Пушкина, Лермонтова, Некрасова. Они рассказывали смешные случаи из своей жизни, вызывая робкие улыбки на лицах своих слушателей.

– А вспоминаю, как на свадьбе у брата напился, – хохотал бывший военный, Алексей. – Так меня потом жена неделю из дома выгоняла!