Пока первый замминистра внутренних дел, всесильный Юрий Чурбанов, давно уже попавший в поле зрения следователя Колесниченко, предавался любовным утехам с заслуженной артисткой Союза Лугачевой, сам служитель закона тоже решил навестить возлюбленную. В это самое время они отдыхали с ней после любовных утех, обнимая друг друга прямо в кровати. Дрессировщица все пыталась побольше разузнать про убийство Федоровой, засыпая своего любовника бесчисленным множеством вопросов.

– Ну что ты из меня слова тянешь? Знаешь же, я стараюсь не разговаривать на рабочие темы в такой обстановке… – вяло отнекивался уставший Колесниченко.

– Прости. Но пойми и ты меня – Зоя была моей подругой. И не просто подругой, а… – Бугримова замялась, силясь подобрать подходящее слово.

– Коллегой по бриллиантовому цеху, – опередил ее категоричный следователь. – И так все понятно. Но должен тебя успокоить, тебя вряд ли ожидает ее участь – если, конечно, ты во время своих зарубежных поездок не вывозишь бриллианты за кордон.

– А разве Зоя..?

– А разве ты не знала? – он все еще не верил в искренность своей собеседницы – даже учитывая интимную обстановку. – Конечно, вывозила. Думаю, что Брежнева, крайне в этом заинтересованная, просила об этом Щелокова, а тот просил Андропова, чтобы ее не досматривали.

– Щелоков Андропова? Сам-то в это веришь? Они же ненавидят друг друга, вся Москва говорит.

– Ну не знаю, кто там что у вас говорит, а все же факт остается фактом. Правда, просил не сам, а через Чурбанова…

– Тогда это корне меняет дело.

– Почему?

– На прошлой неделе у меня была Галя. Так вот она рассказывала, что последнее время два Юрия как-то парадоксально сдружились. Часто встречаются – правда, вдали от посторонних глаз, – и ведут конфиденциальные разговоры.

– И когда это началось? – резко оживился Колесниченко.

– Около года назад.

«Хорошенькое дело. Около года. Если на минуту предположить, что это правда, то становится понятно, почему все так упорно препятствовали мне в ведении следствия по делу Афанасьева, а сам главный фигурант так озаботился своим алиби, что, не моргнув глазом, отправил под расстрельную статью тех, кто покрывал его преступления. А что, если речь идет о взаимных услугах? Афанасьева, конечно, убили не за пожар в гостинице „Россия“ – он стал слишком много трепаться о том, куда КГБ девает неучтенные ценности. Одной из таких ценностей вполне могла стать „королевская лилия“ – причастность Брежневой мне ведь так и не дали доказать… А почему? – логическая машина в голове Колесниченко заработала на бешеных оборотах. – Чтобы оставался вопрос, ответ на который очень смахивает на правду. Если бы я тогда дпоросил или обыскал Брежневу или Буряце, которого Андропов разрешил допрашивать уже после, и они бы тогда – именно тогда, а не полгода спустя, когда все уже априори спрятано и рассовано по карманам – доказали, что у них ничего нет, то генералу Бобкову пришлось бы изрядно попотеть, доказывая, куда он спрятал „лилию“. Тогда тень бы упала на КГБ, а так – вороватая дочка Генсека, лучшей кандидатуры для подозрения и придумать нельзя… Афанасьев, наверняка, что-то знал о похищенном у Толстой и его нынешней судьбе – не зря он тогда пускался со мной в откровения. Так получается, что убийство его было выгодно и Чурбанову, и Андропову. Неважно, кто именно его исполнил – когда след пал на замминистра, следствие начали тормозить все, включая председателя КГБ. Начали фальсифицировать улики, признавать явные подделки настоящими доказательствами – чтобы только вывести Чурбанова из-под удара. И что, что же тогда?»