После окончания второго отделения он пообщался еще немного со своими однопартийцами, пожал руки артистам и куда-то исчез. Почти все знали, что местом его обитания на ближайшие несколько часов станет гримуборная молодой, но уже очень перспективной и достаточной заметной певица Анны Лугачевой. Заметной настолько, что затмила даже сияние его сиятельного тестя; в те годы по Москве ходил анекдот: «Как напишут о Брежневе в энциклопедиях 20 лет спустя? А так: „Мелкий политический деятель времен Анны Лугачевой“». Его адъютант встанет перед дверью гримерки и будет охранять покой известной артистки и своего шефа, который завтра премирует его за отличную службу денежным довольствием или дефицитным пайком из «Елисеевского».

– Ты, как всегда, великолепна, – войдя в гримерную, отвесил ее хозяйке комплимент генерал. Она в ответ ему улыбнулась – молодой еще человек в столь высоких погонах, интеллигентный и в то же время напористый, не мог вызывать отрицательных эмоций у молодой и привлекательной певицы. Всякий раз, глядя на него, она, как любая женщина, ставила себя на место Галины Леонидовны и проклинала судьбу – за то, что постановка эта возможна только в мечтах, а в реалиях ей суждено лишь оставаться его любовницей.

– Спасибо за комплимент.

– За правду спасибо не говорят. А великолепной женщине полагается преподносить только великолепные подарки

С этими словами он протянул певице небольшую бархатную коробочку. Внутри были красивые увесистые сережки с бриллиантами.

– С ума сойти, красота какая, Юра, – девушка, не сдержав эмоций, бросилась на шею своему кавалеру. – Кстати, а откуда они у тебя? – примеряя их у зеркала, уточнила она у своего благодетеля.

– Долгая история.

– У меня скоро фестиваль в Сопоте. За кордон-то с ними пустят?

– А почему нет?

– Брось дурака валять. Говорят, такие же были у Федоровой…

– Что за ерунда? Во всей Москве только у Федоровой?..

– Говорят, что да. Это же «Картье-Брессон», так?

– Смотри-ка, разбираешься.

– Так откуда они?

– Лучше ты мне скажи, откуда у тебя такая информация?

– Твоя супруга всем рассказывает. Рассказывала до недавнего времени, пока сама от этого убийства в шок не впала.

– Подольше бы она в этом шоке находилась…

– Вы игнорировали мой вопрос, Юрий Михайлович, – цитируя героя известного кинофильма, Лугачева была упряма, но как будто не очень тяготилась возможной правдой – она уже подошла вплотную к Чурбанову, стала стягивать с его шеи красивый форменный галстук, снимать с него генеральский китель, увешанный орденами.

– Догадливая ты у меня. Оттуда цацки, оттуда.

– Слушай! – она на секунду отпрянула от молодого генерала. – Ты что, причастен к этому убийству?

– Нет, но знаю того, кто причастен. Это он мне за молчание дал.

– Скажи, скажи, скажи! – как ребенок залепетала певица, повисая на шее у заместителя министра.

– Ну это уж нет. Много будешь знать – скоро состаришься. А зачем мне старая любовница? А ну-ка, вставай, как я люблю…

Лугачева игриво хохотнула, а потом развернулась к нему спиной, сняла трусики, подняла вверх полы красивого концертного платья и уперлась руками в столик.

– Только аккуратнее, а то у меня там все прошлый раз бо…

Она не успела договорить – резкими толчками генерал-полковник стал иметь ее как свою собственность. Несколько следующих минут только его напряженное тяжелее дыхание и ее повизгивания – то ли от боли, то ли от удовольствия – доносились в коридоре, где, корчась от борющихся в нем омерзения и похоти, терпеливо стоял адъютант мужа первой леди Советского Союза.

24 декабря 1981 года, 23 час 45 мин, Москва, квартира Ирины Бугримовой на Цветном бульваре