Теперь все сошлось окончательно и бесповоротно. Следователь взглянул на Ирину, посмотрел ей в глаза. В какую-то минуту ему показалось, что она, уже столько раз помогавшая ему по службе и, несмотря на опасность, скрывавшая связь с ним, должна ему помочь и на сей раз. И главное – это в ее силах.

– Послушай, у меня к тебе просьба.

– Говори.

– Я тебе сейчас расскажу кое-какие соображения по делу Федоровой и выскажу свои предположения. Не уверен, что все они соответствуют действительности, но и дыма без огня тоже не бывает. Ты выслушаешь меня и скажешь, стоит ли с кем-то делиться ими?

– С кем-то?

– С Генсеком, Щелоковым и так далее.

– Но почему я? Вряд ли я надлежащий советчик в таком вопросе…

– Именно ты. Здесь важна женская интуиция, а у тебя, как у дрессировщицы, она развита более, чем у остальных. Так как? Поможешь?

– Постараюсь, – пожала плечами Ирина и заспешила из комнаты.

– Ты куда? – окликнул ее Владимир.

– За чаем. Разговор-то, я так понимаю, долгий будет…

25 декабря 1981 года, 12 час 00 мин, Кремль

Закрыв внеочередное заседание Политбюро ЦК КПСС, Генеральный секретарь партии Леонид Ильич Брежнев явно пребывал не в духе. Его расстроили сведения министра обороны Устинова о все больших потерях в Афганистане, и винил он в этом совсем не себя, и даже не Дмитрия Федоровича, хоть и полагалось издревле рубить голову послу, приносящему дурные вести. Вину в том, что советские войска основательно застряли в афганском котле, сделав страну уязвимой для любого внешнего удара (коего, к слову сказать, внешнеполитическая обстановка не исключала), Генсек возлагал на Андропова, который три года назад настоял на вводе ограниченного контингента, тем самым вызвав к жизни давно спящего дракона под названием «Большая игра». Война стремительно проигрывалась, а страны НАТО уже волком глядели в сторону Советского Союза. Председатель КГБ, заразивший Политбюро идеей взятия дворца Амина и следующей за ним молниеносной войны, выделил для одной только спецоперации группу «Альфа» и был таков, скинув бремя ведения боевых действий на плечи Минобороны и солдат-срочников. Последение же двое уже явно с миссией не справлялись.

– Ну и что скажешь, Юра? – прокряхтел Генсек, оставшись в своем кабинете вдвоем с Андроповым. Оба только что приняли участие в заседании Политбюро и сидели с весьма постными минами.

– Думаю, что нам придется уходить из Афганистана в ближайшие дни, что называется, не солоно хлебавши.

– Ишь ты! Такую войну развязал, а теперь в кусты! Сдать позиции НАТО?! Ну уж нет! Наша страна никогда не проигрывала. Не рассчитали вы с Устиновым силы – это ваши проблемы. Изыскивайте дополнительные ресурсы, а на Госплан не рассчитывайте.

– Я на него особо никогда и не претендовал, себя КГБ прокормит, а вот Министерство обороны…

– Министерство… – недовольно ворчал Брежнев. – Кучка старых маразматиков. Мочиться скоро под себя будут, а все туда же – войны начинать! Они, к примеру, знают, что скоро еще одна такая, как у них пишут, гибридная, война начнется?

– Где?

– В Польше, где еще? Этот клоун Ярузельский там с рабочими воюет, стрелять уже по ним начал, лагеря для них строит. Совсем ополоумел. А вот их понять можно – недурно жили при капитализме, а теперь что? Один правитель дурнее другого. Вспомни, что тут на Съезде Гомулка нес? А этот солдафон, думаешь, умнее? Эти двое за 30 послевоенных лет жизнь Польши в ад превратили, а мы все им в ладоши хлопаем да головами киваем. Запад это все видит, понимает, что без нашей поддержки этот Ярузельский в рабочих стрелять не стал бы – опыт Никиты в Новочеркассе, видать, покоя не дает, – и вводит в нашем отношении все новые санкции. Это что значит? Что и без того дырявый Госплан совсем скоро на ладан задышит. – Брежнев вспомнил события 1962 года, когда его предшественник, Никита Хрущев, отдал приказ стрелять в поднявших бунт в городе Новочеркасске рабочих, возмущенных ростом цен на мясо. – Людям жрать нечего, в магазинах полки пустые, а у нас все деньги на войну в ДРА уходят. Да и источников, в связи с этими санкциями, становится все меньше. И что делать?