– Я должен быть сейчас в школе – прошу меня простить, что не могу уделить вам время. Хасэгава-сан, если вы свободны сегодня вечером, для меня будет честью принять вас в своём доме.

– С радостью посещу вас, – путаясь в кэйго, ответил Кэнто. Мидзусима протянул ему визитную карточку. Кэнто взял её и посмотрел на профессора взглядом ребёнка:

– Кажется, у меня нет с собой…

– Всё в порядке, не затрудняйте себя. Вам будет удобно в шесть?

– Да.

– Замечательно! А пока – прошу меня простить… – он поклонился, и Кэнто ответил на поклон, стараясь скопировать профессора33.

Сюнъити Мидзусима жил один. Его скромный, не новый, но ухоженный домик в два этажа с чердаком и традиционной двухскатной крышей прятался за невысоким забором на восточной окраине района Мива, неподалёку от парка и железной дороги. Кэнто приехал заранее и некоторое время прогуливался по окрестностям. «Кажется, мы лазили по складам, что за железной дорогой, – вспоминал он. – Да, точно: Дзюбэй утащил оттуда какие-то детали, весь перемазался. А на этом мосту я любил стоять и смотреть, как внизу проезжают длинные грузовые поезда. Помню, как привёл сюда Эми, мою первую любовь. Какая глупость! Ей совсем не понравился мост, и, кажется, на этой ошибке красная ниточка порвалась».

Кэнто опасался формальностей при встрече, боялся показать свою необразованность и грубость, но профессор встретил Кэнто просто и тепло, так, как встречают друзей. Кэнто представлял, что они будут сидеть в строго обставленной васицу, однако внутри дом профессора больше напоминал дом из западных кинофильмов. В гостиной стояли два больших кресла и широкий диван. По стенам располагались шкафы с книгами и керамикой, причём книги могли делить одну полку с горшками, вазами и фигурками. Кэнто почувствовал себя легко в этой странной обстановке. Профессор принёс чай. Кэнто не мог припомнить, когда он пил чёрный чай в последний раз.

Они поговорили о чае, и Кэнто смог по крайней мере отчасти поддержать эту тему. Затем разговор перешёл к работе. Кэнто было стыдно назвать профессору университета даже прежнюю свою должность, а тем более признаться, что он не работает.

– Хасэгава-сан, вы играете? – неожиданно спросил профессор.

«Что же я должен ответить? – растерялся Кэнто. – Такие люди, должно быть, ни во что не ставят игроков. Я слышал, все они презирают Ошей, но ещё более презирают тех людей, кто ходит в Чёрные комнаты».

– Да, иногда играю, – прямо ответил он, решив положиться на судьбу. Вопреки ожиданиям Кэнто, лицо профессора расплылось в улыбке:

– Хасэгава-сан, это прекрасно! Сама судьба познакомила нас!

– Вы не считаете Игру злом? – удивился Кэнто.

– Скажем так: я считаю Игру величайшей математической загадкой. Вы очень удивлены, и я должен объясниться. Сам я никогда не играл. Во-первых, я не думаю, что моя нервная система подходит для этого. Кроме того, есть ещё некоторые соображения, которые станут вам очевидны немного позже. Итак, я не играю. Моя область науки – теория чисел. Если вся математика – это Япония, то теория чисел на ней всего лишь одна из префектур, маленькая и не слишком населённая. Я изучаю Игру давно, в основном по той информации, которая всем известна. Игра представляется мне вовсе не развлечением пришельцев, основанном на слепом случае. Наоборот! Игра есть сложная система.

– Вы тоже считаете, что существует система? – Кэнто, забыв обо всех приличиях, чуть не вскочил со своего кресла. – Простите меня, профессор.

– Пустяки. Итак – система, – продолжил Мидзусима. – Вероятно вы удивитесь, узнав, что число уникальных карт, то есть изображений на них, превышает четыре миллиарда. Ошаспели используют систему счисления с очень большим основанием. Говоря проще, изображения на картах – это их цифры. Правда людей интересуют только две из них, означающие удачу и неудачу. Моя гипотеза предполагает, что это крайние цифры системы. Да, я не сказал, что это симметричная система?