– Простите, профессор, у меня сложно с математикой, – развёл руками Кэнто.

– Не беда. Это не так сложно. В симметричной системе отрицательные числа изображаются без использования знака «минус». Минус единица – одна картинка. Ноль – другая. Плюс единица – третья. То, что вы называете неудачей, на самом деле означает вот что… – Мидзусима достал тетрадь, щёлкнул ручкой и написал в центре листа:


– 2 147 483 647.


– Минус два миллиарда сто сорок семь миллионов четыреста восемьдесят три тысячи шестьсот сорок семь, – медленно произнёс профессор вслух. Слова прозвучали сухо, зловеще, и у Кэнто невольно пробежал холодок по спине.

– Удача выглядит как такое же по модулю положительное число. И напомню вам, Хасэгава-сан, – это цифры! Они записываются… Вы прекрасно знаете, как они записываются. Одной картинкой.

Кэнто кивнул. Широко открыв глаза, он всё смотрел и смотрел на страшное число. Математика пугала. Ещё утром он назвал бы её глупостью, развлечением умов, пустой наукой. Теперь математика стала наукой о судьбе.

– Между этими двумя цифрами расположены все остальные цифры-картинки. Поэтому их так много! К большому сожалению, я знаю не все. Мне не хватает информации.

– Если бы у вас было больше информации… Что тогда? – спросил Кэнто, чувствуя приближение кульминации разговора.

– Я мог бы управлять картами. Знать, что лежит на столе в каждый момент времени. Неожиданными для меня были бы только первые две.

Кэнто посмотрел на профессора. Глаза обоих блестели, на лицах застыли лёгкие улыбки. Кэнто понимал, что у него и Мидзусимы разные мотивы. Точнее, он не знал, что движет профессором; знал лишь, что им движет не та простая и естественная сила, что звала его, Кэнто Хасэгаву, в Чёрную комнату. В голове его хаотичным потоком проносились сыгранные партии. Мидзусима вернул его к реальности, протянув руку:

– Хасэгава-сан, я предлагаю вам партнёрство. Вы будете играть, добывая для меня информацию. Без риска. Я объясню. А я буду учить вас выигрывать. Не сразу и осторожно, очень осторожно. Ибо ставки в этой игре гораздо выше, чем простая удача одного простого человека.

Кэнто кивнул и пожал неожиданно сильную руку профессора. Чувства переполняли его сердце.

7

Кэнто проснулся поздно. Нацуки уже ушла на ферму, но он не слышал, как она встала. Этой ночью он не видел кошмаров, и вообще не было никаких снов – как в детстве. В молодости Кэнто быстро засыпал, и ему не мешали ни звук телевизора, ни шум, ни ругань. Сон его был крепким и коротким, а пробуждение быстрым – на работу Кэнто Хасэгава никогда не опаздывал. Потеряв работу, он растерял и эти навыки. Кэнто стал подолгу спать. Рука его сама по себе нажимала кнопку на крышке дешёвых перекидных часов с будильником, обрывая жужжание зуммера, и сон продолжался. Механизм перелистывал карточки минут. Монотонные щелчки, тишина и дневной свет создавали вокруг него обстановку, делавшую выход изо сна тяжёлым делом, для которого нужно иметь либо страх, либо желание. «Как раз выспался; времени море», – подумал Кэнто, резко садясь и разминая затёкшую левую руку. В этот день он встречался в парке с профессором Мидзусимой.

Кэнто поел хлопьев с молоком, надел свежую рубашку, джинсы, куртку, взял новый коробок спичек и вышел на улицу. На двери трепетал листок бумаги. Его удерживала глубоко загнанная в дерево кнопка. Чертыхаясь, Кэнто с трудом выковырял её и, хмуря брови, некоторое время смотрел на отметину, оставленную треугольным остриём в тёмном крашеном дереве. Затем он перевернул бумагу лицевой стороной вверх и стал читать крупный шрифт, набранный традиционными вертикальными столбцами.