Но о какой малой крови может идти речь, если я потерял триста восемьдесят три дня из своей жизни.

– Как я мог забыть то, что произошло со мной? – спросил я себя в пустое пространство моего маленького дома.

Я лежал на своем коричневом обивном диване и смотрел в белый и чистый, как и моя память в день аварии, потолок. Последнее, что я помнил, как шел по перекрестку к своему дому, а затем – тьма.

Свидетелей нет, записей с камер тоже. Я бы назвал это подозрительным, если бы не тот факт, что жил я в спальном районе, где в пятницу вечером никого толком не бывает. Все стремятся либо повеселиться в центре, либо отсыпаются дома.

Злой рок какой-то получается. От всех этих мыслей у меня разболелась голова. Нужно что-то выпить.

Я встал со своего слегка скрипящего дивана, надел домашние тапки из овечьей шерсти (а что, ножки всегда должны быть в тепле) и лениво побрел к своему шумному холодильнику. Там была холодная вода, которая как нельзя кстати при головных болях. Я бы мог блеснуть своими знаниями в области медицины и рассказать вам обо всех положительных эффектах воды, которые она оказывает на наше тело, но, думаю, вы и так уже считаете меня душным занудой. Чего кривить душой, я и сам так думал. Поэтому у меня никого не было, кроме матери.

За всю мою неделю бодрствования никто не позвонил мне из знакомых. Только мой начальник мистер Льюис. И то он ему больше было важно, как скоро я смогу выйти на работу, так как стажеры, которых они брали на мое место, справлялись хуже меня. Вот так вот, в этом обществе я лишь винтик. Хотя чего еще я мог ожидать от сурового мира капитализма?

Я оглядел свой дом: пустые бежевые стены, на которых красовались лишь торшеры с теплым мягким светом, на деревянном кофейном столике лишь книги, коричневый диван по центру и два кресла по бокам. Если бы я умер, мой дом не смог бы ничего рассказать обо мне. Он выглядел как что-то с поздравительной открытки для мужчин: лаконично, аккуратно, но так бездушно. Дом олицетворяет нас, но что можно сказать обо мне, глядя на мое убежище? Что я люблю коричневый цвет, книжки про анатомию и физику и что у меня одержимость торшерами. Не густо… Нужно что-то срочно делать со своей жизнью, иначе я умру, а этого никто кроме моей бедной матери и не заметит.

Внезапно я услышал какой-то странный звук, доносящийся с улицы. Я выпрямился во весь рост и повернул голову в сторону входной двери. Звук доносился оттуда. На часах была половина семи вечера, так что моя тревожность спала, так как грабители не планируют свои вылазки в столь раннее время. Но рычащие звуки не прекращались. Будто бы кто-то стоял за входной дверью и что-то то ли ел, то грыз.

Я медленно и тихо направился в сторону своей деревянной двери и посмотрел в глазок. Пусто. Но звуки отчетливо доносились оттуда. Значит, это что-то маленькое, раз я не вижу его в глазок.

Я слегка приоткрыл дверь, чтобы одним глазком посмотреть на то, что было вне поля моего зрения, как закричал от ужаса и неожиданности.

– Святой боже! – Я схватился за левую грудь.

На меня уставился енот с окровавленной пастью и тоже пропищал. Мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что кровь принадлежит не ему, а птице, которую он все это время грыз у меня на коврике на улице.

Животное, увидев меня, принялось идти в атаку, но я, быстро смекнув, что к чему, захлопнул дверь прямо перед его носом. Думаю, он переживет такое оскорбление личности.

Я шумно выдохнул через ноздри, так как не ожидал увидеть енота прямо у себя под дверью. Но у этого четвероногого были другие планы. Я повернул голову в сторону двери и увидел, как он буквально проныривает сквозь нее. Но как такое возможно?