Я уже практически дошел до середины шестиполосной дороги, как вдруг мое внимание привлек визг шин из-за угла. Я машинально повернул голову в сторону звука и увидел, как прямо на меня несется черный тонированный Jaguar. Я опешил, но пришел в себя и захотел увернуться от удара. Но было поздно. Свет фар ударил мне в глаза так ярко, что я вполне мог спутать его со светом в конце тоннеля. А дальше лишь тьма…

Первое, что я услышал, так это тиканье кардиомонитора, которое говорило о том, что сердцебиение у пациента ровное, четкое и без патологий. Моя правая рука была в каком-то теплом коконе, а левая чувствовала холод окружавшего меня пространства. Где это я и почему здесь так пахнет хлоркой?

Я попытался продрать глаза и сразу пожалел о принятом решении. Свет от светодиодной панели ударил мне в сетчатку, вызвав короткий шок и боль, отчего я слегка застонал.

– Оскар? – услышал я рядом с собой обеспокоенный голос матери. – Оскар, ты что-то сказал? – Беспокойство в ее голосе нарастало.

– Ммм… – лишь смог выдавить из себя я, пытаясь сказать ей, чтобы она выключила источник света.

– О мой бог! – воскликнула моя мама, и я услышал отдаляющийся топот. – Он проснулся! – совсем вдалеке услышал я.

Кто проснулся? И что за противный звук кардиомонитора, словно мы в больнице? Мы что, кого-то здесь навещаем? Или с мамой что-то случилось? О нет. Точно. С мамой беда.

Я попытался продрать глаза во второй раз, и мне понадобилась секунда, чтобы мозг обработал картинку, которую ему передали глаза. Маленькая комната с белыми стенами, потолком и кафельным полом в таком же цвете. В углу стояло белое кресло с ручками, которое казалось мне очень неудобным. На окнах висели белые жалюзи, которые были в открытом положении и делали эту и без того светлую комнату еще светлее. Я оглядел себя. Я лежал на кровати под каким-то бледно-голубым одеялом, рядом с кроватью было еще одно белое кресло, похожее на то, что в углу. Повернув голову влево, я увидел тот самый ненавистный мне кардиомонитор. Стоп, он что, подключен ко мне? Это что за чертовщина? Адреналин от увиденного в моем теле помог мне принять сидячее положение. Ошибочное решение, так как у меня сразу же заболела голова. Я машинально потянулся к ней и нащупал какой-то странный бугорок с правой стороны под волосами. Я знал, что так зарастают раны, превращаясь в шрамы.

– Доктор, это же хорошо? – услышал я вновь голос матери. На этот раз он приближался.

– Сейчас посмотрим, – услышал я грубый мужской голос, который доносился из коридора, дверь в который была оставлена открытой.

В дверном проеме показались оба: мама, одетая в повседневном стиле, но скинувшая килограммов десять, и высокий мужчина, одетый в зеленую униформу хирурга.

– Оскар! – воскликнула радостно мама, увидев меня сидевшего и опешившего на кровати.

– Подождите. – Хирург выставил перед ней руку. – Это может быть опасно для него. Дайте мне его сначала смотреть.

– Хорошо-хорошо, – покорно кивнула мама, посмотрев на меня полными слез глазами.

– Добрый день. – Тон хирурга со строгого сменился на доброжелательный. – Меня зовут доктор Харрис. А как вас зовут, вы помните? – Хирург подошел ко мне вплотную.

– Оскар Эрнандес, – ответил я. Стоило мне открыть рот, как я понял, насколько он был пересушен.

– Оскар. – Казалось, мой ответ очень обрадовал его. – А эту женщину вы знаете? – Он повернулся к моей матери.

– Да, – кивнул я, не понимая сути вопроса. – Это моя мама. Росита Эрнандес. – Мне казалось, что я на допросе.

– Он помнит, – нежно заключила мама.

– Отлично, – хирург удовлетворенно посмотрел на меня. – Кем вы работаете? Можете немного рассказать о себе?