Юля, слегка упираясь, пошла за Галькой и, встав на пороге большой комнаты, остолбенела. Она испугалась, что сошла с ума. Она толком даже и не поняла, что происходит здесь. На ковре копошился клубок голых лоснящихся тел. Слышались охи, всхлипы, стоны и сладострастное хихиканье. Вдруг из кучи раздался нетерпеливый окрик Артёма:

– Юлька, Галька, шустрей в круг – девчонок не хватает!..

Юля вскрикнула, оттолкнула хозяйку и опрометью бросилась вон…

* * *

С тех пор она окончательно заделалась недотрогой.

И в школе, и затем в институте ребята пытались к ней клеиться – кто с сальностями, иной, может, и по-серьёзному, но она сразу и резко пресекла эти поползновения. Парни удивлялись: на вид такая тихая, ласковая, податливая, а вот поди ж ты!

Валентин Васильевич вошёл в жизнь Юли незаметно, тихой сапой. Впервые Юля увидела его ещё совсем девчушкой. Мать её, Раиса Фадеевна Куприкова, работала завпроизводством в том же кафе «Рябинка», где заведующей вскоре стала Анна Андреевна Фирсова. Женщины быстро сошлись характерами, и вскоре Куприковы начали дружить с Фирсовыми домами. Собирались по праздникам у Фирсовых, а чаще у Куприковых в их светлой голубой усадебке с тенистым яблоневым садом, расположенной на благодатной Набережной.

Юля звала их дядя Валя и тетя Аня, игралась с их старшей и тогда единственной Ленкой, четырёхлетней карапузкой, стеснялась, когда дядя Валя над ней подшучивал, задирал её. Раз даже довёл Юлю до слёз, на полном серьёзе утверждая, что, дескать, она в него втюрилась и потому краснеет. Все смеялись, а ей было так стыдно, так стыдно. И обидно – ведь неправда же это!..

Но что-то зрело-бродило в ней, как в глубинах закупоренного яблочного сока возникает и пенится хмель, и Юля с томлением в душе иногда спрашивала сама себя в недоумении: «Боже мой, что это?..» И сама себе боялась признаться.

А между тем присутствие Валентина Васильевича всё сильнее волновало её. Да и то! На воображение зелёной да ещё такой экзальтированной девчонки, как Юлия, с её вдохновенным воображением и подавляемой жаждой любви, не мог не подействовать человек масштаба Валентина Васильевича Фирсова. Надо ещё учесть, что Юля с мужчинами вообще почти не общалась. Сверстников сторонилась – особенно после того дикого происшествия в Будённовске, – а из взрослых рядом был только отец, инвалид второй группы, рано поседевший, постаревший и слабый человек. На таком фоне Валентин Васильевич, вошедший так близко в жизнь Юлину, казался ей настоящим Мужчиной, а может, даже и Человекобогом.

Ей мнилось, что он самый мужественный, красивый, умный, справедливый, тонкий и интеллигентный. К тому же – редактор областной газеты! Писатель! Юля перечитывала каждый номер «Комсомольского вымпела» по нескольку раз (благо, что газетка выходила всего трижды в неделю), особенно нравилась ей, конечно, строчка в самом низу последней страницы: «Редактор Валентин Фирсов». Все статьи, подписанные его фамилией или псевдонимом «В. Сабанеев», она вырезала, аккуратно подклеивала на листы плотной бумаги и подшивала в папку с названием «ВВФ». И прятала эту папочку подальше за книги. Валентин Васильевич, само собой, ни о чём не догадывался.

Юля сама от себя скрывала правду…

* * *

Юля окончила десять классов с золотой медалью и без труда поступила в педагогический институт на биофак.

Она собиралась для отдыха, как и раньше это делала, поехать к тете Клаве, материной сестре, в Москву – побродить по столице, окунуться в цивилизацию, но неожиданно возник другой – чудесный – вариант. За столом, когда в воскресный вечер отмечали Юлины успехи, тётя Аня вдруг предложила: