Через два года Матвей заканчивал третий курс, шла сессия, он стоял в тесном закутке в очереди на печать. Копировал-распечатывал Матвей всегда в казенных местах. Принтер – последнее, что ему нужно было в хозяйстве. Отдел неплохо жил за счет бедных студентов из трех соседствующих университетов, а теперь – и за счет Матвея.

«Вы последний?» – из памяти вынырнули первые слова, которые сказала ему Маша. Крылья носа дрогнули, от воспоминаний о запахе красок.

– А вам еще долго? – она нетерпеливо заглядывала из-за плеча, чуть приподнявшись на цыпочках. – Просто у меня защита, мне очень срочно. Правда!

Матвей был голодный и злой, но, обернувшись, непостижимым образом, из разъяренного тигра обратился в милого котика. Маша-укротительница…

– Прошу, – мяукнул Матвей и попятился.

– Ой, спасибо вам огромное!

В тесноте киоска разойтись сложновато. Они протиснули мимо друг друга, и Матвей вдруг почувствовал, как начал краснеть…

Жара проклятая!

В руках у девушки папка. Матвей осторожно скосил глаза: Диплом по истории искусств, «Декупаж в позднем творчестве Анри Матисса. Метод работы с линией и цветом».

Ага! Значит, виденье прибыло из Академии искусств через дорогу! Уже кое-что…

Она подошла к принтеру, Матвей скромно пристроился сзади: с виду она лет на шесть его младше. А он, детина, «шкаф – полтора на два», борода клочками, топчется рядом, сопит ей в макушку. Студент, блин!

Вспомнил, как наткнулся взглядом на светлую, лунно-золотистую косу, поднял глаза – луна, утратив восходную позолоту, теперь серебрилась высоко в небе, и все также не сводила с Матвея надменного взгляда.

«Кто сейчас носит косы? Да еще такие…», – подумал тогда Матвей.

Он машинально потер давно небритый подбородок – никогда не брился между сменами, да и никто не брился из коллег. А на смену, хочешь – не хочешь, но чтоб кислородная маска лежала плотно, изволь раз в три дня быть гладким, как попка младенца! Но сейчас на сессии – свобода: хочешь раз в три дня брейся, хочешь – раз в неделю! Матвей выбрал раз в неделю.

– Видите, несколько страниц испорчено, надо заменить. И титульник. Вот, – она протянула флешку, а через пять минут получила свои листы и выпорхнула.

Матвей – следом, потом распечатает. Он шел на приличном расстоянии, но из виду не упускал. «Укротительница» уже почти дошла до крыльца, как ее поймал за локоть какой-то хвостатый хлыщ в розовых брюках.

– Переделала?

– А ты как думаешь?

– А если еще раз? – он поиграл ядовито-желтым лимонадом в бутылочке и поправил сползший с плеча рюкзак. – Успеешь?

Матвей прошелся мимо, выхватив напряженным ухом обрывки их разговора.

– Тебе мало, что мне перепечатывать пришлось? Хочешь, чтобы я вообще без диплома осталась? Ты этими гадостями ничего не добьешься. Не будет никакого свидания.

Большего Матвею не требовалось.

Девушка вбежала по ступеням и скрылась за дверями академии. Розовые штаны тоже вразвалочку двинулись к крыльцу, но Матвей настиг хвостатого прежде, чем тот успел на него шагнуть.

– Слышь!

Хвостатый обернулся.

– Ну?

– Узнаю, что ты к ней пристаешь, я тебе трусы на голову натяну. Ну!

– И все?

– Нет, это на сладкое, – томно шепнул Матвей на ухо, и вывернул навязчивому кавалеру правую кисть. – Рисуешь?

– Ага, – просипел хвостатый.

– Продолжать хочешь? – Матвей нажал чуть сильнее, лицо парня скорчилось от боли. Он хотел было крикнуть, но стало лишь хуже – пришлось согласно кивнуть. Матвей отнял бутылку, зубами открутил крышку и вылил желтое содержимое на розовый пах хвостатого.

– Давай, художник, свободен, – он, наконец, отпустил его руку. – И чтоб я тебя больше не видел, – парень затрусил к большой дороге, бережно неся ноющую кисть и прикрывая штаны рюкзаком. Матвей для острастки проводил его тяжелым многозначительным взглядом.