Полумрак здесь стал почти темнотой. В этой темноте Абэ почувствовал, как тонкие пальцы распахнули на нем рубашку и заскользили по плечам, освобождая их от одежды.

– В тот год я умерла первый раз. Мне он тоже памятен, – послышался бархатистый шепот.

Су Мин зашла оцепеневшему мужчине за спину, и теперь ее тихий вкрадчивый голос звучал над самым его ухом, а дыхание щекотало затылок:

– Прошлое потому и прошлое, Абэ Такеши, что оно прошло, но изменило нас без возврата…

Узкие ладони скользили по спине, а затем вдруг надавили на плечи. Абэ показалось, будто всё тело налилось свинцовой тяжестью. Он послушно осел на тонкий матрас и вытянулся на нем, безвольный и равнодушный. Ничего не хотелось. Темнота, воцарившаяся вокруг, стала вдруг тягучей и сонной. Веки отяжелели.

Маленькие сильные руки пробежали по позвоночнику, причиняя боль, но боль терпимую. Раз, второй, третий… кожа начала полыхать от прикосновений, с плеч словно ушла тяжесть, даже дышать стало легче. Затем женские ладони переместились на напряженную шею. И снова – боль, жар, а потом приходящее им на смену облегчение. Пальцы Су Мин погрузились в волосы на затылке, пробежались к темени, спустились на лоб. Теперь сильные нажатия не причиняли боли – они успокаивали, рассылая по телу волны мурашек. Абэ почувствовал, какими тяжелыми становятся веки, как трудно ему удержаться и не скатиться в мягкую пропасть сна.

Матрас едва слышно шуршал, и казалось, что это шумит океан. Абэ качало на мягких волнах. И он знал, что в этот раз никуда не надо торопиться. Что солнечный луч, падающий на покрытую густыми белилами шею, красный ворот кимоно и заколка с шелковым ирисом никуда отныне не денутся.

Последнее, что он почувствовал – как пальцы Су Мин добрались до его ладоней. Мягкие поглаживания погнали к предплечьям волну сладкой истомы, сон стал непреодолимым…

А затем всё исчезло.

* * *

Он проснулся, не зная, сколько времени прошло. В комнате господствовала всё та же непроглядная темнота. Рядом спала, прижавшись обнаженным горячим телом, женщина. Тонкая рука лежала у Абэ на груди, и ладонь покоилась там, где умиротворенно и размеренно билось сердце. Всё осталось позади: и сумасшедший день, и все его переживания, и смятение, и чувство вины… На душе царил покой.

Кто же хранит тебя, Такеши? Когда тебя предала твоя корпорация, тебя спасла Ли Янь, и она же стала твоим новым сюзереном. Достойным сюзереном. А теперь тебе вернули душевный покой, избавив от груза вины.

Кто и зачем тебя хранит? И какую цену попросит, когда придет время?

Он не пошевельнулся, не сбил дыхание, однако Су Мин каким-то образом почувствовала его пробуждение – поднялась на локте, словно не спала еще секунду назад.

– Вот теперь ты нравишься мне куда больше, – она, определенно довольная, поцеловала мужчину в плечо. – Но больше не нужно так метаться без всякого повода. Впрочем... на этот раз прощаю.

– Я... не обидел тебя? – осторожно спросил Абэ.

– Такеши, – Су Мин села, и гладкие волосы рассыпались по обнаженным плечам, – я, конечно, тщеславна, но не настолько же, чтобы желать быть единственной. Мне достаточно оставаться номером один.

Он попытался заговорить, но женщина легонько прижала палец к губам, заставляя молчать:

– Миюки умерла, – сказала Су Мин, и Абэ вдруг осознал, что это имя впервые не отзывается в его душе болью. – Я жива. Нам с ней нечего делить, мы по разные стороны. Вот когда погибну, тогда и разберемся, кто из нас номер один. Может, и обе сразу, – в голосе послышалась улыбка. – Так тоже бывает.

Абэ слушал ее и понимал: прошлое, наконец, действительно прошло. Оно не оставляло его семнадцать долгих лет и вдруг… покинуло. Исчезла боль, к которой он за эти годы так притерпелся, что перестал замечать. А сейчас, осознав, что боли больше нет, вдруг ощутил опустошение и невероятное облегчение, какого даже не мог себе представить.