В комнате было прохладно, опущенные жалюзи отсекали свет закатного солнца, и в помещении царил приятный полумрак.

Разулись.

Су Мин поставила поднос на низкий столик и упала на циновку.

Абэ сел напротив.

– Еда... – блаженно выдохнула женщина, подхватывая палочками один из трех кубиков высокоэнергетического рациона, лежащий на блюдце. – Вот что стоило с утра взять с собой? Нет, решила, найду, где поесть в обжитом-то секторе.

– Но не подумала, что не найдешь, когда, – улыбнулся Такеши.

Он открыл воду, наполнил стакан и указал на пакетики химсока. Су Мин, закинув в рот второй кубик, только отмахнулась, мол, любой. Абэ надорвал упаковку «Тропики» и высыпал.

– Сам-то пей, – Су Мин в два глотка осушила стакан и придвинула гостю тарелку снеков к пиву.

Такеши кивнул, но сперва снова налил воды собеседнице и насыпал еще порошка, только после этого открыл свое пиво и сделал глоток. Кореянка тем временем успела доесть третий кубик.

– Уф-ф-ф, – она осоловело обмякла на циновке.

– Ты так любишь сверхконцетраты? – спросил Абэ, надо же было хоть что-то говорить, а не сидеть идиот идиотом.

– Нет. Просто так быстрее. Не хотела, чтобы еда мешала разговору.

– Разговору... – собеседник помедлил, а потом достал из внутреннего кармана цилиндрический свёрток. – Пока мы не начали разговор. Это тебе. Чтобы и тебе сегодняшний день запомнился не только утренним происшествием.

– Спасибо, Такеши, – Су Мин приняла подарок и мягко сказала: – То, что случилось утром – это, конечно, не самое приятное, но не более того. Не первые сложные переговоры в моей жизни и даже не десятые. И уж точно не последние.

Говоря это, она развернула изящную тканевую упаковку, из которой извлекла лаконичный цилиндрический чехол. Вопросительно посмотрела на собеседника и, наконец, осторожно заглянула внутрь.

– Ничего себе! – Су Мин достала из чехла две длинные металлические заколки-спицы, увенчанные бледно-желтыми эмалевыми пионами очень тонкой работы. – Только ты мог додуматься подарить Заточке – заточки.

Она рассмеялась и резко воткнула металлические шпильки в столик прямо сквозь поднос, откинула голову, собрала волосы, завязала их в узел и крест-накрест зафиксировала подаренными заколками.

– Подожди секундочку, – Су Мин хлопнула в ладоши, включая свет, после чего закрепила комм в зажиме на подоконнике и медленно провернулась перед камерой. Устройство несколько раз мигнуло и негромко звякнуло. Женщина снова хлопнула в ладоши, выключая свет, а коммуникатор положила на стол и переключила в голорежим. Над стеклом девайса сразу возникла голограмма хозяйки. Су Мин плавно ее покрутила, любуясь изображением и не замечая, что сидящий напротив гость любуется ей самой.

– Как красиво… а что они значат? – тонкие пальцы коснулись наверший в виде цветов.

– Доверие, – коротко ответил японец.

– Приятно… – Су Мин слегка склонила голову, а потом мягко положила ладонь на запястье собеседника. – Такеши, со вчерашнего вечера ты ведешь себя странно. Это не мое дело, и я ни о чем не спрашиваю...

Она замялась, явно подбирая слова, и Абэ вдруг понял: сейчас или никогда. Потому что если он промолчит сейчас, то это навсегда останется между ними, как стена, как непреодолимая преграда, как тягостная тайна, как попытка показать себя лучше, чем есть на самом деле, как ложь. А самое главное – если он не расскажет сейчас, то потом уже не сможет. Никогда не сможет снова воскресить это в памяти, чтобы заново пережить однажды уже пережитую боль.

– Я знаю, что не спрашиваешь. Я расскажу сам.

Он немного помолчал, собираясь с мыслями. Абэ мог поделиться с Су Мин своим проступком, но не своим прошлым. Его проступок может причинить вред только ему. Но его прошлое может погубить их обоих.