Около кассы никого не было. Платон передал документы на оплату в окошко кассы. Немного подождал, рассеянно и невнятно что-то отвечая продолжающему кукарекать Сан Санычу.
Потом, шумно что-то с кем-то обсуждавшая, кассирша окликнула его, молча передала ему все документы с отметками об уплате и быстро захлопнула дверку окошка.
Изумлённый Платон рассматривал документы, не понимая, как это без денег ему всё отметили, как будто он уже всё оплатил и может идти получать товар. Он вдруг осознал, что сейчас может утаить выделенные для покупки немалые деньги, спокойно получив при этом весь товар. На накладной и копии платёжки ясно стояла оплаченная сумма, печать и подписи.
Да! Заманчиво! Деньги сами собой плывут в руки. Очень хочется их взять, вернее и точнее подобрать с земли. Ну, а как с Сан Санычем? Заметил он это, или нет?! Как отнесётся к этому? Придётся с ним делиться! А если потом всё вскроется?! Позору не оберёшься! Работы лишишься! Да и деньги дармовые не будут греть душу и приятно оттягивать карманы. Да и жене как объяснить? – рассуждал он растерянно.
А трат, кроме как на семью, у Платона не было. Его многочисленные хобби не требовали каких-либо существенных финансовых затрат.
Да! Ситуация, как с Розалией. И хочется и колется, и совесть не велит. Ладно! Будь, что будет! Пусть всё решит судьба и… Сан Саныч! – решил он.
Платон всегда знал, что многие люди в подобных критических ситуациях не хотели бы брать инициативу в свои руки и брать на себя всю ответственность за принятие решения и за содеянное, прикрываясь партнёрами и обстоятельствами. Так и он решил поступить на этот раз.
Платон повернулся к Сан Санычу, показывая документы и, хлопая себя по оттопыренному деньгами карману джинсов, удивлённо воскликнув:
– «Во, дают! Смотрите! Документы уже отметили, а деньги ещё не взяли! И возьмут ли?!».
Сан Саныч нервно, с вытаращенными через линзы очков глазами, сглотнул слюну, не зная, что ответить. Но, каким-то визгливым, срывающимся голосом, похоже, сам не веря в то, что говорит, всё же молвил:
– «Да!? Надо же! Какая сумма…!? Да! Можно ведь всё взять себе, а?!».
И тут же, по инерции праведной жизни, застенчиво просяще поправившись, он добавил:
– «Нет! Потом всё вскроется! Нельзя! Нехорошо! Не по-честному!».
Он тоже был не прочь загрести жар чужими руками, а в противном случае, как поступали в прошлом многие советские люди, сделать так, чтобы ничего не досталось никому. Чтобы всем было не обидно и поровну.
Как говорится: ни себе, ни людям, зато честно!
Платон успел упредить его выводы, сделав первый, правильный, и потому выгодно отличавший его честность, шаг по направлению достойного выхода из создавшейся ситуации, стуча в окошко и спрашивая:
– «Девушка! А деньги когда брать будете?!».
Та, открыв окошко, и продолжая что-то обсуждать с подругой, совершенно невозмутимо протянула руку со словами:
– «Давайте! Сколько их!».
– «Все! Сколько надо!» – недоумённо ответил Платон.
Та быстро пересчитала их и также невозмутимо захлопнула окошко со словами:
– «Всё! Без сдачи! До свиданья!».
Платон облегчённо вздохнул. В этот момент, сразу понявший их промах и ставший совсем сумрачным, Сан Саныч с сожалением и не скрываемым раздражением, как змий искуситель, выдавил из себя:
– «Эх, дураки мы! Она, похоже, и не собиралась их брать! Ей совсем наплевать на казённые деньги. Их бы потом так и не нашли бы и списали на что-нибудь! А мы то, дураки! Честность проявили! Кому она теперь нужна-то! Это всё Вы, Платон Петрович!».
А тот невозмутимо и с улыбкой ответил алчущему старику:
– «Да будет Вам, Сан Саныч! Вы же сами первый проявили честность! А я уж за Вами! Мы же с Вами люди старой закалки!».