В общем, ничего толкового мы так и не придумали. Дома, выпив на сон грядущий чаю с мятой, мы еще немного погадали на эту тему и разошлись по комнатам. Валентина, было, хотела продлить посиделки, да я воспротивилась. Поясняя ей, что если она плохо выспится, то завтра у нее под глазами будут черные круги, что, безусловно, девушку не красит. А тут Колька должен приехать, а у нее круги черные. Короче, очевидную связь между двумя событиями я ей ясно обозначила и ушла, не дожидаясь комментариев, в свою спальню. Не знаю, кого я хотела обмануть, но даже чай с мятой не помог мне заснуть. Старалась на кровати не ворочаться, чтобы скрипом пружин не просигналить Валюхе, что я не сплю, а то сразу же притащится, и начнутся «тары-бары». Тогда точно до самого утра глаз не сомкнем.

В общем, лежала я так, уставившись в потолок, стараясь особенно не возиться, и уже даже, кажется, начала проваливаться в легкую дрему, когда сквозь этот зыбкий туман подступающего сна вдруг услышала какой-то не то скулеж, не то повизгивание. Подумав, что это Валентина опять принялась себя жалеть со всех сил, я залезла под одеяло с головой, стараясь не обращать на ее страдания особого внимания. Тем более, что особого повода и смысла в этих переживаниях я не видела вовсе. Но повизгивание не стихало, напротив, стало переходить в какой-то подвывающий звук. На него отозвался мой кот, который заблажил дурным голосом откуда-то из-за печки, не иначе как в знак солидарности со страдалицей. Разумеется, под подобную какофонию мысли о сне меня совсем покинули.

В несколько раздраженном состоянии я вылетела в кухню, собираясь сурово вычитать Валентине за ее скулеж посреди ночи. А главное, что без малейшего на то повода, так, блажь какая-то в голову вошла. Так вот, с твердым намерением лишить подругу этой самой блажи, я и двинула в ее спальню, где и столкнулась с ней в дверях нос к носу. Вид она имела заспанный и слегка перепуганный. При виде меня она ойкнула, схватилась за сердце и спросила громким шепотом:

– Чего случилось-то?

Я несколько растерялась. Если вид заспанный, то получается, что подруга спала и проснулась только сейчас. Тогда возникает резонный вопрос: кто скулит? И тут меня словно кто обухом топора по затылку огрел, отчего в голове вспыхнул свет, озаряя очевидность ситуации. На секунду я замерла на месте, потом, включив свет, начала выглядывать фонарь, с которым пришла Валентина. Подруга металась за мной, повторяя:

– Да случилось-то чего? Опять призрак что ли?

Мне ее вопросы слегка поднадоели, и я, замерев уже с фонариком в руке посреди комнаты, особенно не выбирая слов, спросила:

– Слышишь, скулит? – Валька мотнула головой. – А кто у меня под окнами в такой час может скулить? Только Жучка дяди Славы, больше некому. Значит, с ним стряслась беда, надо торопиться!

Надо отдать должное Валентине. Не тратя время на дурацкие вопросы, она, быстрее, чем новобранец в армии, оделась секунд за двадцать и уже стояла в дверях, пританцовывая на месте от нетерпения, ожидая, пока я сменю ночную сорочку на штаны и рубашку. Мы, чуть ли не толкаясь в дверях, вылетели на крыльцо и чуть не споткнулись о рыженькое тельце Жучки. Она заскулила тоненько и жалобно, подняв к нам мордочку. Вся ее шерстка была измазана кровью. Только было не ясно, чья это была кровь, потому что особых ран на собачонке я не заметила. Мы присели на корточки перед несчастной Жучкой, и Валентина начала ее довольно профессионально осматривать. На мой вопросительный взгляд она тихо ответила:

– Особых травм не вижу. Ушиб сильный грудины, видно, пнул кто-то сильно, да ухо порвано, непонятно чем. Отсюда и крови много. А так… день другой отваляется и все будет нормально.