Время давно перетекло за полночь и широкие проспекты столицы были пусты, но несмотря на это Вова ехал с очень низкой скоростью, так как особенно ночью он любил наслаждаться одиночеством дорог.
Обуревавшие мысли, опьянённые безнадежной тоской и безвыходностью, вконец погружали состояние Вовы в мир мрака и отчаяния. Ему не хотелось мириться со смертью и общепринятыми законами бытия, он не верил в загробную жизнь и едва верил в реинкарнацию, разумеется, и какую-либо религию он отрицал – твердо стоя на фундаменте атеизма. Верование в каких-либо богов было для него делом иллюзорным и даже безответственным. Ведь по его убеждениям, верующие согласны блести законы священных писаний исключительно от мнимой выгоды, которую им якобы обещает Бог. Каждый из адептов слепо следуют сказаниям со скрытой корыстью получить обещанные золотые подушки на облаках. Когда в том момент атеисты руководствуются исключительно кодексом морали и чести, держащимся лишь на костяке совести. Да и возможно ли, по сути, существование Бога и кого-то либо управления свыше, когда последствия чьего-либо управления в итоге несут печальный конец. Возможна была бы смерть физическая, если жизнью руководит объект духовный? Вова прочно был уверен, раз есть душа бессмертная, то совершенно справедливо было бы если тело человеческое не знало смерти и вовсе. Но при этом мысли о небытие и тлене казались ему удушающей несправедливостью, ведь даже если вдуматься, возраст продолжительности жизни у среднестатистического человека – был ничтожно низок. Он считал, что даже неосуществимые сто лет жизни для каждого второго жителя планеты – чудовищно несправедливая цифра. Да и в конце концов, чтобы более или менее исследовать перво-наперво себя самого, понадобится лет тысячу – как сказал Воланд.
Подъезжая к дому, он все больше и больше убеждался в том, от чего стал вконец одиночкой. Несмотря на то, что он имел значительный круг друзей, Вова все же порой специально дистанцировался и на время избегал общения. Ведь тот, к кому ты не привязан ежеминутно и с кем не коротаешь свой быт – не умрет, а значит не выбьет всю почву из-под ног. Привязываться к ближним рискованно, ведь рано или поздно расставание было неизбежно.
Оставив распускающееся утро без сна и твердо решив взяться за новое изобретение, Вова, рассматривая новенькие транзисторы, кабеля и датчики, сквозь острый недосып ломал голову над технической сборкой. Он понимал, что тот прибор, при помощи которого ожила его любимица Йоко, явно не подойдёт для воскрешения человека. Для этого необходимо было другое сооружение, которое требовало больших ресурсов и времени.
Во-первых, была нужна большая электрическая распределительная коробка, токовых разветвителей также не хватало, а ещё просто необходимым было заказать резисторы. Все это подвергало его разочарованию, так как приходилось ждать и переносить процесс изобретения на потом, а в деле новаторском и требующем моментального вдохновения – это было особенно мучительным.
На службу Вова прибыл в непозволительные четыре часа, ибо желание поспать после бессонной ночи было объяснимым. Ещё с утра заботливая Лидочка уведомила его о том, что анализы, взятые с тела, будут готовы к часам пяти, от этого воспользовавшись моментом он и решил непривычно для себя схалтурить и явиться на работу под вечер.
– Их взяли, представляете! – взволнованно встретила в дверях Лида. – Сейчас Марьяна Валерьевна у них берет ДНК.
– Не понял.
– Ну все, все-все-все, как вы и сказали два отморозка! Один двадцать лет, второй шестнадцать!
– Кошмар, значит этот урод ещё и несовершеннолетний… – выругавшись, что бывало с ним крайне редко. – Тварь! Лишь бы соскочить не удалось по малолетке.